«Чаще всего жертвами становятся молодые мамы»: интервью с директором кризисного центра о домашнем насилии

В 2017 году в России побои в семье были декриминализованы и переведены в разряд административных правонарушений. В 2019 году вновь заговорили о том, чтобы наказание за домашнее насилие ужесточить, и даже был разработан соответствующий законопроект, который с тех пор претерпел несколько изменений, из-за чего его польза для профилактики и снижения уровня насилия в семьях вновь оказалась под вопросом. По официальной статистике каждый год избиению подвергается 16 миллионов женщин, за последнее десятилетие ежегодно от рук супруга погибали 300 женщин.

Пугающе много людей уверены, что закон о домашнем насилии России не нужен: во-первых, потому что это вмешательство в семью, во-вторых, боятся его последствий, в-третьих, есть и те, кто уверены, что если женщину ударили — она сама довела партнера и заслужила быть избитой.

Подробно сам закон мы разбирали в нашем специальном материале, а сейчас решили поговорить с руководителем красноярского кризисного центра «Верба» Натальей Пальчик. В интервью NGS24.RU она объяснила, как в идеале должен работать закон о домашнем насилии и почему всем станет лучше, если в России его примут.

— С тех пор, как домашнее насилие декриминализировали, стало ли у вас больше работы? Увеличилось ли количество пострадавших?

— На самом деле мы не можем сказать, что у нас как-то сильно поменялась статистика или был заметный отток или приток тех, кому нужна помощь. Но появилось ощущение безнадежности, потому что сейчас больше не за что зацепиться, чтобы привлечь к ответственности человека, который творит что хочет.

Поэтому когда новый закон о домашнем насилии начали продвигать, когда о нем заговорили, мы немного воспрянули духом, но я думаю, его не примут. А этот закон определенно нужен, потому что это вариант защиты и предотвращения более тяжкого преступления. Думаю, мало кто готов оспаривать, что человек, страдающий от побоев в семье, нуждается в защите со стороны государства, но сейчас этого не происходит. Нет защиты. Все зависит от личности и профессионализма участкового — один придет и постарается доходчиво объяснить агрессору, что так нельзя себя вести с близкими людьми, а другой придет для галочки или вовсе забудет прийти.

— Почему многие так боятся закона о домашнем насилии, проект которого сейчас продвигают активисты и даже некоторые депутаты? И почему он все-таки нужен?

— Потому что этот закон во многом задевает семейную сферу, а у нас принято считать, что семья — это такая область, в которую государство лезть не должно, пока кого-то там реально не убили. Но тут важно соблюсти черту, понимая, когда взрослые люди действительно могут договариваться и у них такой стиль взаимодействия, когда поссорились, подрались и успокоились, а когда происходит реальное преступление.

Во втором случае, то есть в случае с реальным домашним насилием, в основе лежит власть и контроль одного человека над другим, то есть когда один человек навязывает другому свое поведение. Чаще всего, к сожалению, в эту ситуацию попадают женщины с маленькими детьми, потому что в этом случае женщина от него зависима — она не может никуда уйти, устроиться на работу и почти всегда дома. Если человек по своей натуре насильник, то он прямо расцветает в такой ситуации, чувствует себя хозяином. И женщина, страдающая от его действий, поделать ничего не может. Если она и пойдет в полицию, максимум что ему сделают — заставят платить административный штраф из их общего семейного бюджета, после чего он поколотит ее еще сильнее.

Есть еще такой момент, как неравенство правосудия: если один человек по пьяни ворует из стайки огурцы в банках, он может сесть на три года, а другому за перебитый нос у жены почему-то ничего не будет. А до уголовного дела дойдет, только если женщине был нанесен тяжкий вред здоровью и она несколько месяцев лежит в больнице, но даже травмы позвоночника у нас квалифицируют как средний вред здоровью. Нужно, наконец, сбалансировать законодательство, чтобы человек, распускающий руки, был привлечен к реальной ответственности и не чувствовал себя безнаказанно.

— Я также слышала, что многие боятся, что по новому закону всех подряд начнут сажать. Так ли это?

— Нет. По новому законопроекту предлагается ввести несколько форм работы с агрессорами, и это не моментальная его изоляция в тюрьму.

Одна из форм защиты, которую предлагают, — охранные ордера, потому что часто, даже когда женщина уходит, есть такие маниакального типа мужчины, которые не отпускают ее. А если есть дети, мужчина постоянно женщину разыскивает, портит ей жизнь, даже если уже сам давно женат на другой, но ему просто необходимо нагадить своей бывшей жене. Ордера позволят женщине получить защиту, то есть позвонить в полицию — и они обязаны будут приехать. Она и сейчас может позвонить, только не всегда полиция к ней приедет.

Есть еще возможность работы с агрессией, например предлагать мужчине выбор — или идти в тюрьму, или пойти к психологу, психотерапевту, чтобы научиться управляться со своим гневом. В США, например, многие выбирают второе и уже примерно половина из этих людей действительно учатся быть спокойнее, семьи восстанавливаются, и все у них нормально. Тем более, как мы знаем, агрессивные мужчины часто хорошие работники и даже неплохие отцы, но имеющиеся психологические проблемы приводят к тому, что они так себя ведут.

— Помимо физического насилия есть также психологическое. Нужно ли как-то его законодательно регулировать?

— В нашей стране бы с физическим для начала разобраться, потому что даже не всегда угрозу убийством получается доказать, даже если есть свидетели или бывают видео, но суд не принимает их как весомые основания. Что тут говорить про психологическое насилие? А то у нас даже когда женщина изнасилованная, с выбитыми зубами, а говорят, что это все было полюбовно.

Хотя, безусловно, оно есть — это унижение, оскорбления, травля. Например, когда муж говорит жене, что она никудышная мать, если ребенок получает двойку — обвиняет в этом ее, сравнивает с другими не в ее пользу. Также если ограничивает ее общение с подругами, родителями, чтобы они не внушили не дай бог что-то, чтобы она не подумала, что в ее семье что-то не так.

Но, конечно, надо также понимать, что психологическое насилие — лишь этап к физическому, одного без другого чаще всего не бывает.

— Мы поговорили о проблемах женщин в семье, а кому еще нужен закон о домашнем насилии?

— На самом деле всем. Много стариков, над которыми молодежь измывается, выгоняет. У нас была бабушка, ей 80 лет, над ней сын родной издевался, не хватило денег на очередную бутылку, отправил в сберкассу снимать пенсию, а она не успела до закрытия. Он ее избил, домой не пустил. Нашли ее заплаканную на скамейке, привели к нам, в убежище. И таких историй достаточно.

Дети, конечно, часто подвергаются насилию в семье, многие боятся, что с этим законом дети начнут массово жаловаться на родителей, их будут забирать, но у нас в крае телефон доверия, в том числе и для подростков, работает уже больше пяти лет, и вала звонков с жалобами на родителей замечено не было.

— Расскажите, как работает кризисный центр «Верба»?

— Обычно нас находят через интернет, звонят на телефон доверия, у нас есть психолог и юрист, которые могут конкретно консультировать по тем вопросам, которые связаны с семейным насилием.

Мы вместе с женщиной составляем план безопасности, решаем, что делать дальше, кому-то предоставляем убежище, кто-то уходит от агрессии к своим родителям и знакомым, кто-то уходить не хочет и мы помогаем построить план действий чтобы уменьшить степень риска для женщины и ребенка.