«Волосы до плеч носил и косуху»: как выпускник театрального стал лучшим участковым Красноярска

Корреспонденты НГС.НОВОСТИ провели один день с майором полиции, бывшим сотрудником уголовного розыска, а ныне участковым, работающим в одном из злачных районов Красноярска. Почему выпускник театрального ушел в органы, в кого пришлось стрелять при задержании и что собой представляет работа участкового — в нашем специальном репортаже.

Улица 60 лет Октября, район завода «Пикра»: среди серых хрущевок под порывами ноябрьского ветра здесь нетвердой походкой ходят темные фигуры, по словам местных, 7–10 лет назад ночная прогулка с высокой вероятностью могла закончиться грабежом или банальным избиением, если в карманах жертвы было пусто. Здесь несет службу майор полиции Вадим Скребков: невысокий плотный мужчина густым басом приветствует нас на крыльце Свердловского РОВД. В его ведении 27 многоквартирных домов и 7,2 тысячи жителей. По запутанным длинным коридорам, в которых постороннему человеку легко заблудиться, мы добираемся до небольшого актового зала — здесь проходит планерка, обязательное начало рабочего дня.

До планерки еще полчаса, актовый зал пуст. Чтобы скрасить ожидание, Вадим предлагает экскурсию по местному небольшому музею полиции: под стеклом погоны, генеральские папахи, на стенах портреты прежнего начальства. Взгляд цепляется за потертые временем и пальцами печатные машинки. «Ага, пришлось на них поработать — чуть не туда нажал, и перепечатывай весь лист. Какие-никакие компьютеры появились, наверное, в году 2003-м или 2004-м», — с улыбкой вспоминает майор. В органы Вадим пришел работать в 2000 году.

В актовый зал возвращаемся уже по другим коридорам, не менее запутанным. Комната постепенно заполняется людьми в погонах: мужчины между собой иронично обсуждают последние дела, не стесняясь крепкого словца. С трибуны до собравшихся доносят две ориентировки — на пропавшую 16-летнюю девушку, кражу в общежитии и на серийного насильника из Минусинска. Мы же с Вадимом уходим раньше — телефон участкового разрывается с 6 утра.

На улице греется видавшая виды серебристая служебная «Лада». По дороге к опорному пункту Вадим рассказывает, что еще 20 лет назад не задумывался идти в органы — душа лежала к театру. «В 16 лет я открыл для себя дискотеки в местном ДК, крутил там пластинки, вел вечера. Это я сейчас бреюсь налысо, а тогда волосы до плеч, косуха. Решил поступать в Академию искусств, там конкурс был 20 человек на место, но поступил с первого раза. Там познакомился с женой — она училась заочно, приезжала на сессию из Новокузнецка. Когда выпустился — играл в Минусинском театре, в местном театре Пушкина, даже в Москву пробовался. Но кому я там нужен — это середина 90-х, денег не было, а ты взрослый женатый парень, семью как-то надо кормить. Калымил, конечно, на открытии "Нирваны", "Колорадского папы" — в клубах часто был ведущим, и это были неплохие деньги», — вспоминает суровый полицейский.

Монолог прерывает очередной звонок — отправляемся на место. На своем участке Вадим обнаруживает полицейский «уазик» с дремлющим за рулем водителем. «Так, а что они тут без меня делают», — нахмурил брови майор. Оказывается, они приехали на тот же вызов, что и мы, — ночью вандал прошелся по улице 60 лет Октября, сшибая с припаркованных автомобилей боковые зеркала.

Участковый подбирает зеркало от ВАЗа с обледеневшего асфальта, тут же подъезжает его владелец: «Я даже ничего не понял, с утра сел за руль, поехал, собираюсь поворачивать и смотрю — зеркала-то нет!» — рассказывает молодой парень. Оставляем дело коллегам участкового, на очереди обход поднадзорных — освободившихся из мест заключения красноярцев можно проверить в любой день и любое время.

«Бывает, в три часа ночи еду проверять, но чаще всего днем — большинство их них не работает, бухают, сидят на шее своих родителей или жены. И ведь каждый пытается на кого-то стучать — жить хотят хорошо, а не черта не знают. Просто хотят казаться полезными», — по дороге рассуждает Вадим. Наш первый клиент — молодой парень, в прошлом году он пьяным решил попрыгать на чужой машине. Квартира на первом этаже, обшарпанный и исписанный подъезд заставлен пакетами с мусором. В коридор выходит худой взъерошенный парень, который сразу же начинает оправдываться: «Я не мог прийти — у меня операция на носовую перегородку назначена… телефон еще не купил… кредит взял в "Быстроденьгах"… буду выплачивать, конечно!». Вадим грозно резюмирует: «Дим, ты решай свои вопросы сам, это не шутки. Не будешь отмечаться — за тобой придут ППСники, завтра крайний срок».

Выйдя из душного подъезда, майор объясняет: ему позвонила мать этого парня, предупредив, что он намерен взять кредит. Работы у него нет, где он будет брать деньги на проценты — непонятно. Запретить ему взять кредит никто не может, а парня уже нашли коллекторы. «И ведь они будут ему долбить в дверь, угрожать, куда он побежит? Опять же ко мне». Участкового прерывает прохожий — желает записаться на прием, не проходит и минуты, с тем же вопросом подбегает еще один парень. Мы же отправляемся дальше.

По дороге Вадим рассказывает, как все же он пошел в органы: отец работал начальником отдела в Новоселово, потом в Красноярске. Всю милицейскую работу Вадим вместе с младшим братом познавал с самого детства. Когда понял, что прокормиться на искусстве не получится, Вадим пошел по стопам отца и попал в уголовный розыск. «В детстве стащил отцовские наручники и приковал одноклассника к качелям. Время вечер, а ключи найти не смогли. Что делать? Нашел в гараже ножовку по металлу — пилили эти наручники, однокласснику руку тоже немного попилил, но все же сняли. Отец-то, конечно, все понял, но вывести на чистую воду меня не сумел — если идешь в несознанку, то надо идти до конца», — смеется майор. По словам Вадима, отец был милиционером до самой смерти — отказывался от теплого места в администрации, в конце концов скончался в больнице от профзаболевания. На похороны пришло более тысячи человек.

Доходим до общежитий, практически все жилье здесь съемное, молодежь с наступлением холодов берет баклажки в местной пивнушке и отправляется пить в подъезд, поближе к батареям. Соседи здесь постоянно жалуются на шум. «Вообще, подростки — самый страшный контингент. Несколько лет назад стайка облила бензином бездомную женщину и сожгла живьем. По одному-то они все боятся, а вот толпой могут натворить бед. В голосе нельзя давать слабину — сразу же задавят», — рассказывает Вадим, бродя по длинным коридорам. В этом доме часть жильцов оградилась от такого контингента, поставив на втором этаже железную дверь с домофоном.

В холле никого нет, что, впрочем, неудивительно, но нужно зайти еще в несколько проблемных квартир. В душных коридорах, много сквозных проходов, сложно понять, где кончается коридор и начинается очередная квартира. В очередном закутке дверь открывает исхудавшая женщина с серым лицом в засаленном халате. Тут же у двери стоит люлька с ребенком. В квартире удушливый смрад, в середине ноября тут стаями летают мухи. Услышать, что Вадим говорит женщине, сложно: полицейский говорит шепотом, чтобы не разбудить ребенка. Уходя бросает: «У ребенка с лица хоть мух убери», женщина тут же отмахивается от крылатых некогда белым вафельным полотенцем.

«Думаешь, сколько ей лет? — спрашивает у корреспондента участковый, спускаясь по лестнице. — Шестьдесят? Ха! Сорок пять не хочешь? Это все алкоголь. Многие прикладываются к бутылке, надеясь успокоиться и отвлечься от проблем. Но водка проблем не решает, а вот вниз ты летишь очень быстро. И выбраться уже не сможешь». Внезапно полицейский останавливается как вкопанный: «А вот этого уже давно не было». На ящике лежат яркие инсулиновые шприцы. Рукой в толстой перчатке Вадим сгребает опасный мусор — дети любят яркие вещи и могут случайно уколоться героиновой иглой, но наркоманам на это плевать.

Следующая на очереди комната молодых парней — жители уже месяц жалуются на постоянные пьянки и шум. Дверь открывает заспанный 19-летний паренек, его сосед скрутился калачиком на койке в комнате, больше напоминающую кладовку — только с окном. Парень робко оправдывается: родственники были проездом, решили отметить встречу, но сейчас уже никого нет. После короткого, но крепкого предупреждения, участковый рассовывает свои визитки по соседним квартирам — проверим, насколько честен шумный жилец. В каждом доме Вадим на доску объявлений крепит листовки и свои визитки, долго они не висят — местные маргиналы срывают.

Пока мы ходим от одной злачной квартиры в другую, Вадим заглядывает в местные павильоны и раздает листовки с предупреждением о фальшивых пятитысячных купюрах. У продавцов память короткая: через два дня уже могут заявить, что ничего не получали и ничего не знают. Значит, участковый плохо делает свою работу, значит, выговор с лишением месячной премии. Но Вадим больше сетует на тех павильонщиков, которые торгуют по ночам алкоголем: «Это сейчас штрафы выросли, а до этого каждую неделю делаешь в одних и тех же контрольные закупки — они штрафы эти платят по 30 тысяч, а сами улыбаются. Говорит, если ночью он пиво продавать не будет, ему этот павильон и не нужен. Понимаешь масштабы, да? «Трезвые» пятницы — хорошая идея, но понятно, что ни население, ни предприниматели ее никогда не поддержат», — участковый взмахом руки показывает весь алкоголь, ассортимент которого занимает половину помещения.

Направляемся к еще одному поднадзорному, отсидевшему за кражу. Место действия — коммуналка, соседи — наркоман и алкоголик. Хлипкая дверь трехкомнатной квартиры не заперта, внутри тишина, такое чувство, что здесь долгое время никто не живет. На бас полицейского медленно открывается дверь одной из комнат, заспанными глазами на нас глядит взъерошенный мужчина неопределённого возраста. Вадим извиняется перед нами, входит в комнату и закрывает за собой дверь. Из-за нее слышатся обрывки разговора: «Ты сесть хочешь? У тебя есть все шансы — тобой заинтересовались в отделе по борьбе с наркотиками… Они тебя закроют… Понял?». Участковый выходит из комнаты, но тут же собеседник просит его вернуться — говорит очень тихо. На улице Вадим пояснил — это как раз сосед подопечного, опять пытался на кого-то настучать. А вот самого подконтрольного ждут большие проблемы — его давно не было видно. Иногда обиженные жулики могут и напакостить — пару лет назад один из них разбил все стекла личного авто Вадима. Стукачи рассказали, кто это был, но прямых доказательств не было.

За 12 лет работы в угрозыске Вадим научился на глаз отличать преступников от обычных людей: по глазам, манере держаться, идти, говорить. «На самом деле люди, избравшие для себя путь преступника, очень талантливы. У них очень острый ум, крепкий характер. Профессионалы, в отличие от первоходов, к аресту относятся спокойно, к тебе — с уважением. В этот раз ты меня поймал — ты на коне. Не поймал — на коне я. После отсидки иногда заходят — разговаривают за жизнь. Когда-то у меня сидел тут жулик, ждали на него документы. Ему скучно, он мне говорит, дай мне, мол, тряпку какую-нибудь. Ну я ему нашел какую-то половую, он ее выстирал в умывальнике, растянул, бахрому сделал и как на холсте обычной шариковой ручкой нарисовал женщину. Знаешь, фотография хуже выглядит! Хоть на стену вешай», — рассказывает участковый, безуспешно пытаясь найти картинку в шкафу. Позднее коллеги даже пытались картину купить. Другой жулик удивил полицейских, сняв наручники без каких-либо подручных средств и усилий: постукивал кулаками по столу, постепенно увеличивая темп — оба браслета расстегнулись.

С собой, кстати, Вадим носит две пары наручников, табельный ПМ, газовый баллончик «Зверобой», электрошокер для отпугивания собак и, внезапно, свисток. К слову, во время работы участкового ничего из этого ни разу не пригодилось. Но на службе в угрозыске бывало всякое — пришлось и стрелять в подозреваемого. «Мы тогда приехали на дачи под Емельяново брать жуликов. Двое сразу сдались, третьего нигде найти не можем. Дело ночью было, смотрю, вдоль стены что-то шевелится. Подошел поближе, а это как раз третий жулик. Что-то в темноте сверкнуло — это он вилами мне в живот целил. Я табельное выхватил и выстрелил ему в ногу — на рефлексах. Каждый подобный случай серьезно рассматривается на комиссиях, прокуратурой, поэтому нынче многие долго думают, прежде чем стрелять. А думать не надо: здесь либо ты живой, либо мертвый. Со всеми последствиями справиться можно, а жизнь одна и здоровье не железное», — рассуждает Вадим.

Согревшись в опорном пункте, мы снова выходим в поле. Потертый смартфон Lenovo продолжает разрываться от звонков навязчивой мелодией из советского мультфильма «Ну, погоди!» — поставил 5-летний сын Вадима, ему эта мелодия нравится. С таким графиком работы уделять достаточно времени семье очень сложно. За многие годы службы Вадим натренировался спать по 3 часа в сутки, даже на выходных. В прошлом году купил дачный участок, сейчас достраивает дом — хочется, чтобы сын почаще бывал на свежем воздухе, да и на шашлыки с коллегами съездить. «Всегда договариваемся на отдыхе не обсуждать работу, но все разговоры, в конце концов, скатываются в нее», — говорит майор. Раздается очередной звонок, Вадим расплывается в улыбке — одобрили лицензию на очередное охотничье ружье. Охота, рыбалка и мотоцикл — три хобби для снятия стресса.

В одном из дворов Вадим останавливается поболтать с бабушкой, по его словам, это лучшие агенты участкового. Несколько лет назад он случайно во дворе устроил поэтический вечер: местная пенсионерка стала читать ему собственные стихи, в ответ он прочитал стихи Есенина. Послушать битву поэтов вышли еще 15 бабушек, кто-то снял это на видео и выложил в интернет. «Бабушкам нужна не помощь — им надо с кем-то поговорить. Иногда приезжаешь на вызов, она тут же и чай наливает, и пирожки достает. Одна женщина жаловалась, что сын ее не навещает. Я ему позвонил, сказал, что мать его дверь несколько дней не открывает. Она мне через два часа в слезах звонит, говорит сына два года не видела, а тут он после вашего ухода приехал. Главное же оружие участкового — это слова».

Почему же Вадим ушел из угрозыска в участковые? Все просто — реорганизация. Да и работа участковых гораздо спокойней — по крайней мере не приходится на железнодорожных путях собирать части человеческих тел, гадая, сколько людей сбил товарный поезд. «До реформы, кстати, мы получали примерно 17,5 тысячи плюс квартальные премии и 13-я зарплата. Когда же мы стали полицейскими и получили расчетки, то обалдели — зарплата по 54 тысячи, но и премии порезали, остались только месячные, которые могут снять за выговор. Тут же кто-то кредитов понабрал, "Мерседес" взял за два миллиона, но требования-то ужесточились. Сейчас многие боятся потерять свое место, лишние люди в полиции не задерживаются», — рассуждает Вадим.

За разговорами о деньгах мы доходим до пункта приема металла. Есть подозрения, что сюда сдают краденое, подозрения усиливают спиленные рекламные вывески. Нарочито доброжелательный приемщик с широкой улыбкой рассказывает, что вывески срезали из-за визита губернатора, он звонил владельцам — им они не нужны. «Вот знаешь, так всегда и бывает: они скалятся в лицо, прекрасно понимая, что все краденое. А я не могу по закону ничего сделать, пока не будет заявления», — уходя с пункта, объясняет полицейский.

Время близится к вечеру — скоро начнутся часы приема. В назначенный час у закрытого пункта уже толпятся жители, пришел и тот поднадзорный из коммуналки, которого долго отчитывал Вадим. На диванчике в небольшом холле уселись пара парней и девушка азиатской наружности — нужно решить вопрос с пропиской. Профессиональный праздник, день 100-летия милиции, Вадим Скребков намерен провести на рыбалке.

«Всем сотрудникам желаю научиться отделять свою работу от семьи, правильно расставлять приоритеты. Нельзя эту грязь, с которой мы часто сталкиваемся на службе, тащить в дом. Семья — она главнее работы. И конечно, терпения. Пока граждане в случае беды на улице кричат: "Полиция", значит, мы делаем правильное дело», — подытожил майор полиции.