«Миллион раз говорили, что я испортил стену». Уличный художник — почему Красноярск уступает Екатеринбургу и Нижнему Новгороду

Уличный художник Григорий Шаров начал заниматься стрит-артом довольно поздно. Он был радиоведущим, пробовал себя в театре, занимался рекламой. А потом вдруг мощно ворвался в среду уличного искусства, создав уникальный по формату творческий фестиваль «Один за всех». Благодаря Грише жители небольшого промышленного города в Иркутской области впервые увидели стрит-арт вживую. Тогда и сам он поймал свой звездный час, прогремев на всю Россию.

В 2023 году Григорий переехал в Красноярск, чтобы развивать стрит-арт здесь. О том, почему на улицах непременно нужно рисовать, писать, творить и строить арт-объекты, он рассказал в интервью NGS24.RU.

Сейчас Григорию Шарову 35 лет, он не получал художественного образования, но к среде креаторов и творческому комьюнити имеет непосредственное отношение. В университете изучал рекламу, а затем решил посвятить себя актерскому мастерству и отправился покорять Москву. Но со столицей не срослось. И, наверное, это даже хорошо.

— К стрит-арту я пришел тернистым путем. Можно сказать, чудом, потому что вообще-то я долгое время хотел быть актером. Постоянно где-то играл в театрах. И в Москве вот окончил курсы. После этих курсов надо бы дальше идти куда-то на кастинги, пробовать себя, как все мои одногруппники. А у меня умер отец, и мне пришлось вернуться в свой родной город Братск. В тот момент сразу стало понятно, что никакой актерской карьеры в ближайшие годы не случится. Надо было как-то перепридумывать свою жизнь. Мне на тот момент было уже 28 лет, — вспоминает начало своего пути уличный художник. — И я тогда подумал: «Я точно чувствую, что мне нравится искусство, я хочу себя как-то выражать». И решил, что надо попробовать стрит-арт. У меня даже такой был блокнотик, где я записывал, что я хочу попробовать в жизни. Например, хочу научиться водить машину. До сих пор, кстати, не очень это делаю. И там же было написано про желание попробовать себя в стрит-арте. Тем более я уже в Москве немного этим занимался, но прямо совсем минимально.

Родной город Шарова от современного изобразительного искусства был далек. Братск живет промышленностью — там есть два крупных завода: алюминиевый и лесопромышленный. Там есть небольшой драматический театр, несколько библиотек и пара музеев, посвященных истории освоения Ангары. В общем, мало что интересного для нынешней молодежи. И даже для людей среднего возраста.

— Я решил сделать в Братске что-то значительное. У меня уже родились в голове какие-то идеи, и одну из них я реализовал, — вспоминает Григорий.

Так на одном из заброшенных уличных щитов в Братске внезапно появились «Спортсмены». Знатоки русского авангарда узнают прототипов этих героев — пестрых спортсменов Казимира Малевича. Только у Шарова четыре яркие разноцветные фигуры по-пацански присели «на корты».

— Я подзабыл, как было мое детство в Братске устроено. И вдруг вспомнил, потому что, когда вернулся туда, увидел молодых ребят, которые вели вот эти полубандитские, полугопнические разговоры. И меня это в детстве всегда напрягало. Я понимал, что так ни у кого жизнь не должна быть устроена. В том числе у детей. Особенно у детей. И меня это сильно поразило, захотелось высказаться на эту тему. Я подумал, что в Братске «Спортсмены» вот так бы выглядели, — объяснил он свою идею.

Популярность началась с социальных сетей. Кто-то из прохожих сфотографировал и загрузил фото «Спортсменов» во «ВКонтакте», а потом репост за репостом — и вот уже о братских «Спортсменах» говорят в новостях — городских, областных, федеральных.

— В этот момент я понял, что, по сути, всё искусство на этом и строится. Только с театром какая проблема? Там нужны режиссер, осветители, много актеров, сценарист. Они год ставили, три года ругались и в итоге пришли к спектаклю. А еще люди должны купить билеты, прийти. И только потом происходит искусство. А здесь я взял банку с краской, кусок обоев и вот произошло то же самое искусство — случилось выражение темы. И меня абсолютно устроило, что это так легко делается. Не нужно годами доказывать каким-то режиссерам, что я могу что-то у них сыграть, помочь сделать какое-то искусство. Просто вышел на улицу и сделал его, — объясняет автор.

Обрадовало Григория и то, что местное общество, не привыкшее видеть на улицах творческие мысли, вдруг откликнулось. Люди заговорили о поднятой проблеме.

— Конечно, я был рад тому, что мою работу опубликовали и показали. Но еще здорово, что люди стали обсуждать эту тему. Вот как сейчас, например, появился сериал «Слово пацана». И тоже эта тема вдруг всколыхнула всех, люди начали говорить: «А у меня в детстве так было», «А у меня до сих пор», «А у меня дети приходят из школы и рассказывают о чем-то подобном». После моей работы, конечно, не такого масштаба случилось обсуждение, но на форумах и пабликах начались дискуссии. И меня это очень порадовало, я понял, что можно вот такими минимальными средствами выражать себя, говорить на темы, которые тебя волнуют. И я продолжаю это делать до сих пор, — рассказывает Шаров.

Еще одна уличная работа Григория Шарова под названием «"Святые" 90-е» получила широкую популярность. Она была сделана на ржавом ларьке.

— Там три белых образа на черном фоне. Три лица, — объясняет Григорий. — И в середине это лицо телекомпании «ВИД», помните такую? Кажется, это было какое-то китайское божество с лягушкой на голове. «Телекомпания "ВИД" представляет...» — говорилось в заставке. Мы в детстве спорили, кто же на самом деле был там изображен. И было у нас обычно два предположения: либо это Якубович, либо это Ельцин, потому что, во-первых, после этой заставки начиналось «Поле чудес» и поэтому, естественно, мы думали: «Ага, это Якубович и есть». Ну и тогда президентом был Борис Николаевич, поэтому тоже образ был в ходу. И вот эти три фигуры совместились. Такой страх из детства — мелькание этих образов.

Уличная работа так понравилась горожанам, что лица быстро растащили. Сначала сняли фанеру с изображением Якубовича, потом кому-то приглянулся Ельцин, а затем исчез и китаец с жабой на голове. Шаров убежден, что так и должно быть. Уличное искусство часто недолговечно, и повлиять на это нельзя.

— Я вообще никакой печали по этому поводу не испытываю! Ноль сожаления. Я вижу ребят, которые работают на улице, и это чувство у них есть, а у меня оно никогда даже не рождалось, поэтому я даже не могу сказать, что оно атрофировалось в процессе. Ну потому что на улице ты никого не спрашиваешь и улица тоже, никого не спрашивая, делает с твоей работой всё что угодно. Это нормально. Ты сделал, отпустил, и оно там дальше плывет как плывется. Оно уже ко мне не очень большое отношение имеет, — говорит стрит-артист.

В 2020 году Шаров стал создателем и куратором нашумевшего фестиваля уличного искусства «Один за всех». Он решил делать его в той же самой сибирской глубинке. А участниками фестиваля вдруг стали мировые звезды стрит-арта.

— Этот фестиваль родился от засухи искусства в моем городе. А я хотел, чтобы искусства в Братске было много. Стрит-арта было много. Но не получалось. Вот я один, и там, к сожалению, больше уличным искусством никто не занимался. Я и сам делал всего около пяти работ в год. А больше вообще ничего нет, — объясняет он. — Мне бы хотелось, чтобы появлялись новые художники, я вообще не боюсь какой-то мифической конкуренции. Ну и к тому же я сам понимал, что не вписан в среду уличного искусства, в это комьюнити. Потому что стрит-арт — это конкретные люди, которые тусуются между собой, общаются, дружат, зовут друг друга на фестивали. А я вроде занимаюсь стрит-артом, но ни с кем лично не знаком.

Любое общественное событие — это большая подготовка, кооперация множества людей. Фестивали в России и вовсе дело особое. Они практически никогда не обходятся без участия чиновников и бюджетных денег, либо вложений от бизнеса. Таким же путем хотел идти и Шаров, но быстро передумал.

— У нас как обычно бывает? Идешь в администрацию, договариваешься, пытаешься получить бюджет. И дай бог, через пять лет, может, что-то там и случится. Я понял, что так делать не хочу. Да и вообще стрит-арт — такое искусство, которое ни с кем не согласовывается. А если начать делать фестиваль, надо все работы с жителями согласовать, с администрацией согласовать. Договариваться — это еще полбеды. Но тебе же точно не согласуют вещи, которые тебя беспокоят. Стрит-арт наполовину состоит из остросоциальных высказываний. Это значит, что никаких острых тем мы точно не затронем. Плюс я понял, что, если даже мне дадут денег, всё согласуют и так далее, явно это будет фестиваль средней руки, которых в городах России дофига. Делать еще один точно такой же неинтересно. Может, для жителей это и было бы хоть каким-то событием, а в целом как высказывание, как проба чего-то нового — нет. А мне только это и интересно. Я не очень интересуюсь какими-то муралами, — говорит Шаров.

Тогда он придумал необычный формат мероприятия. Решил, что никаких художников в город не повезет. Они будут просто присылать эскизы, а Гриша на месте будет их воплощать на поверхностях самостоятельно — один за всех.

— Я понял, что для этого нужно очень мало денег. Не нужна никакая администрация, никакие спонсоры, я всё сделаю на свои. И, соответственно, стану независимым. Ко мне никто не придет и не скажет: «А давай-ка мы вот эту тему не будем трогать», «А давай-ка мы новую работу на нашем офисе нарисуем». Нет. Я буду делать так, как я хочу. Так и получилось, — радуется Шаров.

На первый фестиваль «Один за всех» Григорий позвал уличных художников со всей страны. Он составил список интересных для себя имен и разослал им сообщения: «Привет! Ты меня не знаешь, но я тоже занимаюсь уличным искусством. Хочу делать фестиваль стрит-арта в городе Братске в Иркутской области. Можешь ли ты мне прислать эскиз? Я самостоятельно его реализую и скажу, что ты принял участие в фестивале. Я с тобой всё буду согласовывать, показывать, как получается. Если понравится, мы опубликуем. Если не понравится, закрашу или не будем никогда публиковать. И, естественно, авторство принадлежит тебе. От тебя никаких денег не нужно. Я тебе тоже никаких денег в виде гонорара не заплачу. Просто чистое искусство».

Такого формата фестиваля никогда не было во всей России. Ничего подобного не пытались делать и в мировой художественной практике. Стрит-артисты, получившие письма Шарова, так впечатлились этой идеей, что большинство тут же дали добро на его задумку. Согласие прислали известные деятели стрит-арта: Владимир Абих и Слава ПТРК из Екатеринбурга, Zoom и Андрей Тоже из Москвы, Миша Маркер из Санкт-Петербурга, Александр Закиров из Красноярска, Николай Мамонтов из Омска, коллектив «Фрукты Врукты» из Перми и другие.

— У меня еще был рассказ про Братск. Общие черты, чтобы они понимали, что это за город. Естественно, они про него ничего не знали до этого. Но смогли высказаться на больные темы для Братска. Я им составил файлик, в котором содержалась примерно такая информация: «У нас есть два завода, которые загрязняют воздух. Может быть, вы на эту тему захотите работы сделать. Зато у нас питьевая вода отличная. Может быть, вы на эту тему захотите работы сделать», — рассказывает Шаров.

Фестиваль обрел такую популярность и признание среди коллег, что останавливаться было нельзя. На следующий год Гриша Шаров пошел еще дальше и вышел на мировой уровень. На всех континентах он нашел художников, которые сделали свои работы для фестиваля в сибирской глубинке.

— Есть интересная история: даже из Антарктиды мне прислали свою работу. Я написал в Институт Арктики и Антарктики: «Есть у вас кто-нибудь, кто оттуда мне может какой-нибудь эскиз прислать?» И вот в вотсапе Лев Синкин, который работал там сисадмином, прислал мне оттуда эскиз. Так, с участием стрит-артистов со всех континентов получился второй фестиваль, — рассказывает Григорий.

Третий фестиваль «Один за всех» был посвящен художникам, которые уже умерли, но вошли в историю мирового стрит-арта. Шаров повторил на улицах Братска их значимые работы.

В этот период Грише позвонили из администрации города. Оказалось, местная жительница пожаловалась на рисунок, который ей не понравился.

— Они спросили: «Что это значит?» Я говорю: «Вообще, это эскиз художника, который уже умер, поэтому мне сложно сказать, что это значит. Но в целом мне кажется, что ничего страшного здесь нет». Голос в трубке мне ответил: «Мы тоже так считаем», — вспоминает диалог с чиновником куратор фестиваля.

На том конце положили трубку, и, к счастью, Григорий больше претензий в свой адрес не получал.

— Вообще, с властями у нас сложились прекрасные отношения. У нас отношения, которые выработались годами и выражаются они в очень хорошей фразе: мы делаем вид, что мы не существуем друг для друга, — резюмирует он итог этой истории.

В четвертом сезоне фестиваля Григорий дал возможность выразить себя людям, которые до этого на улице вообще никогда не рисовали. Он позвал участников, которые занимаются креативным трудом, но при этом не уличные художники. Среди них были поэт, комик, креаторы, которые придумывают рекламу, и многие другие.

В начале 2023 года Шаров переехал в Красноярск. Он понял, что для развития необходимо движение, и решил попробовать себя на новом месте.

— Я понимал, что я начинаю вариться в собственном соку, даже общаясь с художниками, с которыми я познакомился благодаря фестивалю «Один за всех». И понятно было, что художественная жизнь в Красноярске — это оазис относительно Братска, — говорит Шаров. — Здесь есть музеи. Здесь есть люди, которые получили художественное образование. Живопись, графика, керамика. Это десятки людей. Тут каждую неделю можно ходить на открытие выставок, вернисажи, финисажи, лекции.

Шаров оценил Красноярск и в плане своей специализации — стрит-арта. Художник убежден, что городу есть к чему стремиться.

— В Красноярске много муралов. Потому что есть фестиваль уличного искусства «Крась». Здесь довольно много граффити. А со стрит-артом как раз, как мне кажется, слабовато для такого большого города. Особенно, если сравнить с другими городами. Екатеринбург, Нижний Новгород — это большие центры стрит-арта, в которых очень много людей занимаются уличным искусством. Там фестиваль на фестивале, художники конкурируют между собой. Оттуда вышли десятки имен, которые сейчас интересны на мировом уровне. Так иногда случается. Рождается мекка, в которой сообщество творческих людей начинает друг друга развивать, и комьюнити уличных художников начинает расти, — объясняет стрит-артист. — Назову несколько крутых имен: Вова Абих, Слава ПТРК — эти ребята из Екатеринбурга. Там же много лет работал Илья Мозги. Еще мне очень нравятся Zoom, Костя Бенькович, Ваня Симонов, Иван Волков, Коля Немамонт из Омска. Андрей Бергер — знаковое имя для стрит-арта. Я очень долго могу перечислять имена ребят, которые делают стрит-арт мощно и талантливо.

В Красноярск Шаров ехал с мыслью, что попробует впервые в жизни заниматься только искусством и зарабатывать на нем деньги. До этого он совмещал стрит-арт с другими работами. Был маркетологом, рекламистом, дизайнером, радиоведущим на братской исторической радиоволне «Голос Ангары».

— Думал, если получится, ну, фиг с ним. Пойду снова работать в офис. А оказалось, что действительно можно этим зарабатывать. Тут проект, там проект. Тут картины продались, там гравюры продались. И на эти деньги можно жить, — с воодушевлением говорит художник.

За тот период, что он живет в Красноярске, у Шарова уже появилось несколько уличных работ. Конечно, в первозданном виде уже ничего не сохранилось.

— На остановке «Органный зал» еще стоит баскетбольный щит, но он уже весь загнутый-перезагнутый, его постоянно пытаются вандалить, — рассказывает автор. — А изначально это была работа из серии «Возможности». Это всё баскетбольные щиты, в которые невозможно вколотить мяч. И при виде такого щита у любого нормального человека возникает чувство облома.

Шаров очень быстро влился в красноярское творческое сообщество. Помогло знакомство с Александром Закировым, который участвовал в первом фестивале «Один за всех».

— В Красноярске в кого ни ткни, все гении. Причем сначала я смотрел из Братска на красноярских ребят и думал: «Ну че-то они какую-то фигню делают. И вообще непонятно, что это такое и кому это надо». А потом я познакомился с этими людьми, вник в их художественную практику и только тогда начал понимать, какой путь проделан в создании этой работы и сколько она мыслей в себе несет, — признаётся он. — Я лично в восторге от Данила Титова. Василий Слонов потрясный, Саша Закиров великолепный. Юрий Адомейко — открытие для меня. Андрей Азбуниак — это вообще параллельная вселенная. Он еще очень много чувственных работ делает, которые языком выразить трудно. Да вот, что далеко ходить, сделали в «Площади Мира» выставку «Меланхолия». Ее создавали молодые художники, там примерно 20 имен. И что ни инсталляция, что ни работа — это всё суперкруто.

В Красноярске Григорий начал активно пробовать себя не только в уличном, но и в музейном искусстве. На выставочной площадке «Площади Мира» сейчас можно увидеть его инсталляцию под названием «Память воды».

— За «Площадью Мира» я следил давно. Это вообще мой любимейший музей из всех, хотя был я во многих городах. И это моя первая работа для музея «Площадь Мира». Был питчинг, такой открытый конкурс для биеннале, на который заявлялись художники со своими идеями. Я со своим проектом победил и сделал инсталляцию, — рассказывает Шаров.

«Память воды» — это старая огромная телега, которая стоит поперек комнаты и которую с трудом можно обойти. На ней расставлены емкости с водой, знакомые всем с детства: жестяной таз с отбитой по краям эмалью, советские стеклянные вазы и графины, банки из-под солений, граненые стаканы и бидоны. По центру этого водного царства стоит телевизор «Рассвет», на котором пассы руками делает целитель и экстрасенс Аллан Чумак.

— Эта комната, которая находится посреди советского прошлого. Если походить по соседним помещениям, там везде экспозиции, посвященные советскому периоду нашей страны, — про быт, про вождей, про всё, что угодно, — проводит экскурсию Шаров. — Если туда дальше выйти, ты попадаешь на балкон и с него можешь смотреть в будущее. Но только, чтобы пройти к этому будущему, нужно как-то обойти вот эту телегу, которая стоит посередине. Эта телега — река памяти, в которой находятся предметы, заставшие советское прошлое. А в нем же сочеталось невероятное. Сочеталась вера в то, что люди могут развернуть реки вспять и при этом сами ставили воду перед человеком, который заряжал ее через телевизор. И как-то это всё умещалось. И как-то это до сих пор стоит на нашем пути, куда бы мы ни пошли.

Сравнивая музейное и уличное искусство, Шаров уверенно отдает первенство стрит-арту. И даже не для себя лично, а для зрителя, которому уличное искусство доступнее.

— Естественно, в музей простые люди не доходят. Считается, что музей — это что-то сложное, умное. Как выяснилось, и про театр также думают. Про оперу так вообще всегда так думали! А уличное искусство — оно попроще. И художник понимает, что его стрит-арт будет видеть обычный человек, идущий просто на работу, а не за искусством в музей. Поэтому, оно, наверное, более понятно и востребовано, — считает Григорий.

Шаров часто говорит на острые социальные темы. Не обходит в своих работах и политику. Художник признаёт, что сейчас всё сильнее наступают сложные времена для свободного выражения мыслей.

— Очевидно, сейчас цензура ужесточается. И очевидно, не только в сфере искусства, а в целом. Правила игры становятся сложнее, гаечки закручиваются во всех сферах жизни, — говорит он. — В стрит-арте на первый план выходят острые высказывания, яркое выражение мысли, художественная часть второстепенна. И что касается высказываний в искусстве, если им нужно что-то где-то разглядеть, они и в «Черном квадрате», и в деревянной телеге что-нибудь разглядят. Если персонально ты им нужен будешь, то неважно, по сути, что ты делаешь. Там у них найдется. От государства я чувствую этот посыл, что есть миллион тем, которые мне затрагивать не советуют. Они тянут за собой какие-то последствия.

Есть у автора и самоцензура. Но она, конечно, не связана с внешними, политическими ограничениями. Это, скорее, касается городской эстетики.

— Я всегда оцениваю: «А уместно ли будет, если я нарисую на этом доме этот рисунок? Или это кого-то оскорбит?» Я не буду рисовать на граните. Или на церкви. Или на администрации города. Просто потому что это белое хорошее здание. И неважно, как я отношусь к людям, которые там работают, — объясняет стрит-артист.

Шаров вспоминает, что первые свои работы делал под покровом ночи. Но сейчас целенаправленно работает только днем.

— Я в подавляющем большинстве случаев рисую на заброшках, обшарпанных, неприглядных зданиях. Ну в общем там, где уже сложно что-то испортить, — это во-первых. А во-вторых, когда ты делаешь что-то ночью, то всем вокруг очевидно, что ты делаешь что-то противозаконное и сам, видимо, это осознаешь. Но ведь, по сути, это не так, — говорит художник. — Когда ты днем рисуешь на стене, никому в голову не может прийти, что ты ни у кого не спрашивал разрешения. Сразу все думают, что ты тут поставлен каким-то человеком, свыше дано 15 разрешений и ты рисуешь тут не просто так. Поэтому я в основном рисую только днем и, наоборот, очень сокрушаюсь, когда приходится что-то делать ночью. Например, по проектору всегда приходится ночью рисовать, потому что для проектора темнота нужна. И ты сразу привлекаешь внимание. Любой, кто видит тебя, сразу начинает думать: «Ага, че-то тут происходит неладное. Может, нужно позвонить куда надо».

Стрит-арт за Уралом настолько не развит, что для многих обывателей до сих пор нет грани между вандализмом и уличным искусством. Трафарет с названием наркомагазина, нанесенный на фундамент хрущевки, и трафаретные граффити художника для некоторых людей малоразличимы. Шаров убежден, что даже такая позиция нормальна.

— Грань между искусством и вандализмом и для меня тонка. В этом нет ничего странного. Так искусство устроено, что оно заполняет собой всё пространство. И нельзя достоверно оценить работу, на сколько процентов она относится к вандализму и на сколько к искусству. Линейкой такое не измеряется, — говорит стрит-артист. — Мне миллион раз говорили, что я испортил рисунком какую-то однотонно выкрашенную стену. И ровно столько же раз хвалили, жали руку, благодарили за тот же самый рисунок на той же самой стене. При этом внешняя оценка не должна влиять на то, что ты делаешь. У тебя должно быть собственное выработанное мнение. Ориентироваться на случайных людей — это ненормально и неправильно.

Шаров признаётся, что когда был моложе, был более амбициозным. Творческое тщеславие улетучилось вместе со стажем. По крайней мере, точно ушло на задний план.

— Когда только начинал, мне хотелось побеждать в конкурсах и так далее. А когда долго этим занимаешься, начинаешь понимать, что всё это наносное и нужно просто продолжать делать свое дело. И уже не так тебя беспокоят какие-то премии, регалии. Ну, конечно, если с премией деньги дают, приятно. А если просто говорят, что ты молодец, ну спасибо, приятно. Но не так сильно, — признаётся художник. — Что касается нынешних амбиций, мне бы хотелось съездить в какую-нибудь резиденцию за рубеж, просто потому что любопытно, как это. Я бывал в резиденциях в России, а как это устроено за рубежом, не знаю.

Григорий откровенно говорит и о творческих страхах, например, о кризисе идей.

— У меня очень часто он есть. Но это нормально для любой творческой профессии. Когда ты долго занимаешься чем-то, естественно, старые ходы уже не работают. Каждый раз хочется нового. Хочется удивлять и других, и себя. Я постоянно в поиске, что-то вытаскиваю из себя, — рассказывает он.

27 декабря в музейном центре «Площадь Мира» Григорий Шаров открывает персональную выставку про все четыре фестиваля «Один за всех». Там будут представлены все работы проекта.

— Это такой документальный отчет о том, что происходило. Плюс, естественно, там будет художественное осмысление. Это будет выставка про мой личный город Братск, про то, как я себе его представляю со всеми его уличными работами. Ведь красноярцы тоже видят Красноярск по-разному. Наши города — это особое, личное восприятие, — рассказывает стрит-артист.

На выставке будут собраны 44 работы лучших деятелей уличного искусства. Всего 70 работ, придуманных на семи континентах и воплощенных в жизнь одним-единственным человеком.

«Там же дыры, облупившаяся штукатурка»: красноярец разрисовал убогий подъезд картиной Ван Гога.

Люстра в 760 кило и пирожные по 22 копейки. Раскрываем тайны Красноярского театра кукол и показываем, что у него внутри.

«На дракончика уходит около трех минут»: единственная за Уралом фабрика елочных игрушек показала, что творит к Новому году.