«Я бы пересажал всех этих жуликов»: красноярец знает, как решить проблему бездомных животных. Он спасает собак много лет

В регионах России поочередно принимают законы, которые разрешают эвтаназию бездомных животных. Власти считают, что это обезопасит людей и сократит число брошенных собак. Но всем станет только хуже, люди озверели, уверен создатель красноярского общественного движения «Догспас» Юрий Раилко. У него в гостях — в месте, которое нельзя указывать — побывали корреспонденты NGS24.RU Алексей Тайганавт и Маша Ленц и узнали, при каких условиях проблему с бродячими животными в Красноярске можно решить.

Когда он уходит из дома, они начинают выть. Восемнадцать стариков — по собачьим меркам — в один голос. Почти всех их он спас от мучительной смерти, вытащил с того света — запытанных людьми, брошенных и больных. У собак хорошая память. Они боятся остаться без вожака, который не даст в обиду. Прячутся за него. Всё как у людей.

Юрий Раилко живет за городом, на отшибе садоводческого товарищества. Его дом окружают сосны. Переехал Юрий из Красноярска лет семь назад. Тогда он еще не знал, что жизнь здесь станет сродни заточению и отшельничеству. Счастливой и переполненной разочарованием. А молчание осеннего леса за высоким забором тут созвучно одиночеству.

— Вы только не указывайте точную геолокацию, а то прилетит мне сразу же от «доброжелателей», — с порога предупреждает Юрий Раилко. Беспокоится не за себя. За своих семнадцать дворняг и породистую бельгийскую овчарку. Они все без привязи и клеток. В своем доме.

Но, принимая гостей, Юрий, всё же сажает в гараже на поводок дворнягу Рекса. Тот считает себя вторым после хозяина. И пока Юрий рядом показывает, что он отличный сторож.

— Нашел его у ручья, случайно услышал, что собака орет. Пошел смотреть — а он прямо в воде лежит захлебывается, пена из рта идет, — рассказывает на ходу Юрий Раилко. — Его отравили, он уже умирал. Отвез в клинику. Два дня в коме пробыл, его откапали, вышел, так и остался у меня.

В большой комнате — она тут и столовая, и офис, и склад — на самом видном месте фотопортрет.

—  А это моя первая собака. Прибилась ко мне щенком, на улице схватила меня за штанину — я ее подобрал. Прожила семь лет всего. Умерла у меня на руках от почечной недостаточности, — рассказывает Юрий Раилко.

Он разливает по кружкам крепко заваренный чай. Взбудораженные присутствием чужаков, к его ногам поочередно тыкаются кто-то из стаи. Требуют успокаивающего внимания. Пока он обстоятельно размешивает сахар, собаки расходятся по своим любимым углам.

В аккуратно прибранном помещении рядом с мешками кормов скальные снаряжение и одежда. Это из прошлой жизни. В ней спелеолог, скалолаз и альпинист Юрий Раилко при любой возможности выбирается на сложные маршруты в горы, ходит на Столбы и работает спасателем. Теперь он «медвежатник». Специалист по взломостойким замкам: ремонтирует системы доступа, вскрывает аварийные сейфы.

— Это началось лет тринадцать назад. Мне товарищ сбросил ссылку на сообщество волонтеров, которые помогают покалеченным собакам. Стал разбираться. С того момента у меня как будто переклинило. Все эти фотографии изуродованных животных, описания. Мне стало жалко их. Я кинулся спасать весь мир, — говорит Юрий Раилко. —  Как одержимый начал их подбирать, пристраивать, лечить, помогать, вкладывать деньги. Как-то нашли на заброшенной стройке тринадцать новорожденных щенков. На улице минус сорок. И там три щенка уже замерзли насмерть. Или задохнулись — они там все в кучу сбились, чтобы согреться. Я не выдержал, всех собрал в коробку, отвез себе в гараж. Начали там топить печку, два раза в день ходить, их кормить. Щенки оказались все больные. Пролечили их. Потом началась эпопея куда их определить. С того помета у меня вот она — Мирта. Ее забрала женщина своему ребенку. Но из-за обморожений Мирта часто писалась, ее начали бить, привязывать к двери. Через три месяца новые хозяева сказали: «Забирайте обратно, иначе мы ее выкинем». Увез. Они, конечно, изуродовали ей психику, запугали до смерти. Ну ничего, восстановилась…

Мирта теперь вся седая. От прежнего черного окраса осталась только полоса на носу.

— Пять лет я просто помогал различным волонтерским движениям, помогал животным на улице, спасал, пристраивал. Это было самое прекрасное время в моей деятельности. У меня еще были розовые очки. Весь мир мне казался такой позитивный. Тех, кого не смог пристроить, оставлял у себя, — говорит Юрий. — Они прожили здесь много лет, и это уже их дом, их отдавать смысла нет. Но других собак уже вот шесть лет не беру. У меня, можно сказать, собачий хоспис. Иначе придется создавать приют. И заниматься только этим: собирать деньги, искать спонсоров, НКО какое-то создавать. Сейчас я сам по себе — никаких грантов, субсидий и прочего, ничего не получаю. Я никому ничем не обязан, всё. И принципиально не хочу и не буду в этом участвовать…

Но одна организация у Юрия все-таки есть — несколько лет назад он создал общественное движение «Догспас». В ней народ тратит свои время и деньги на то, чтобы срочно помочь животным, которые оказались в чрезвычайной ситуации. Сам Юрий выезжает только в крайних случаях, когда нужна помощь профессионального спасателя.

— И раньше я этого не понимал, но любой приют — это тюрьма. Я не хочу быть начальником тюрьмы. Принципиально не хочу. Меня это тяготит очень сильно. Там собаки, они как узники. И так же, как тюрьмы, делятся: есть общий режим и есть строгий, а есть концлагеря, где доводят собак до смерти. Где они живут все в инфекциях, в полуголодном состоянии, над ними издеваются, — продолжает Юрий. — У нас в городе есть такие. Я как побываю там — потом долго не могу в себя прийти. По-настоящему хороших приютов в Красноярске всего несколько. Остальные просто зарабатывают на животных, создают жуткие условия, чтобы им скидывали деньги, деньги эти воруют. Я, когда с этим столкнулся, меня это сильно потрясло, разочаровало…

В середине 2010-х Юрий — тогда еще полный сил — на общественных началах бросился менять систему отлова и содержания собак в Красноярске. С единомышленниками добился общественного контроля над подрядчиком, который по муниципальному контракту занимался отловом. По словам Юрия, им удалось поднять резонанс и остановить явный отстрел собак.

— Но, к сожалению, людей портят деньги. И деньги, которые начали выделять на гуманизацию отлова, стали разворовывать, придумывать различные махинации, обманывать, — говорит Юрий Раилко. — Пошла имитация деятельности. Я много делал докладов на эту тему. Были у нас совещания эти, общественные палаты. Обращались в разные инстанции, прокуратуры, писали рекомендательные письма и обращения: «Давайте попробуем сделать как надо». В ответ отписки какие-то дурацкие, какие-то непонятные звонки. Потом эти круглые столы, где они сидят с умными физиономиями, изображают деятельность. В итоге вся эта схема — стерилизация, вакцинация, выпуск — развалилась. Пустили на самотек. Собаки стали сбиваться в стаи, нападать на детей. Эту тему грамотно раздули.

— Ну и они решили, что самое лучшее — это вернуться обратно к отстрелу. Просто истреблять невостребованных животных. И опять этот бесконечный конвейер смерти включится. Люди снова ни за что не будут отвечать. Этому обществу на всё наплевать. Взял собаку, как ненужную игрушку, выкинул. Приехала бригада, ее убили. Но отстрел собак, которых, по сути, сами люди и предали, — это фашизм, — говорит Юрий. — Бездомные, безнадзорные собаки — это продукт нашего низкоразвитого общества. То, что сделал человек. Они же сами не пришли в города… Филипп! Не приставай! Вы ему скажите «фу», он не будет лезть. Хотя нет — всё равно будет.

Филипп настойчиво подсовывает черную с проседью лохматую голову под ладонь. В большой стае Раилко он, похоже, больше всех скучает по людям. Это последняя собака, которую Юрий взял к себе домой, нашел его на улице. Его выкинули вместе с поводком в центре. Он бегал по проезжей части, орал.

У Юрия Раилко свой взгляд на решение проблемы бездомных животных в городе:

— Если бы мне дали полномочия, я бы решил проблему с домашними животными за пять лет. Во-первых, я бы пересажал всех этих жуликов. Всех, кто «мутит» мошеннические схемы на собаках, кто занимается подлогами документов, по отлову и содержанию. Без оглядки на должность и статус. Я их за людей не считаю вообще. Потому что воровать у бездомных животных — то же самое, что воровать у сирот и у инвалидов.

Во-вторых, ввел бы обязательную регистрацию и строгий учет домашних животных. Каждая собака должна быть в базе, со своим номером. Как машина. Вы заходите в базу. Там есть кличка животного, его фотография, хозяин, где живет и так далее. Жесткий контроль. Если животное беспородное, обязательная стерилизация. Дальше. Тщательный надзор за «породниками»: все щенки промаркированы. Кто куда поехал и какой хозяин. Чтобы забракованные не оказывались на улице — как у нас вон бегают полухаски, полудоги, полуовчарки. И они обязаны платить налоги.

В-третьих, нужно создавать хорошие муниципальные приюты для домашних животных, которые социализированы и настроены к людям. Тех же, что уже в нескольких поколениях растут на улице, нужно отлавливать. И отлавливать надо только сук. Стерилизовать и отпускать обратно. При таком раскладе никаких «собачьих свадеб» и агрессии не будет. Ну и самое главное, всем этим должны заниматься ни какие-то там департамент горхоза или ветеринарная служба — должна быть единая федеральная служба, инспекция по работе с домашними животными. Но это всё из области фантазий, — говорит Юрий.

Содержание собак обходится Юрию не меньше сорока тысяч рублей в месяц — на питание и ветобслуживание. А еще непредвиденные расходы, когда собаку надо везти на операцию. В год это еще 80 000 — 100 000 рублей. Иногда ему помогают друзья, даже те, кто не одобряет его занятие.

— Из-за такого образа жизни я, конечно, со многими перестал общаться. Понимаете, всё равно людей вместе держат общие увлечения. Пока мы молодые, то считаем: у нас дружба какая-то, коллектив. Но это же иллюзия всё. То есть как только расходятся общие интересы, люди расстаются. Допустим, я с кем-то ходил в горы, мы дружили, сейчас я в горы не хожу, соответственно, и всё общение сократилось. Ну нормально. Я к этому спокойно отношусь. Меня, конечно, многие знакомые за ненормального считают. Раз столько собак держит, значит всё — кукушка поехала, променял человеческую жизнь на собак. Но мне нет смысла что-либо отвечать, — рассказывает Юрий Раилко.

Юрий выходит в свой двор. Собирается почти вся стая. Бегают за ним как дети. Толкаются в очереди подойти к вожаку. Юрий сразу предостерегает: чужим по этой территории лучше не ходить. Не кинутся, но толпой облают. Всё как у людей.

— Когда-то я был большим оптимистом. Просто тогда не знал, что люди вытворяют с животными. И делают это массово. Я перестал людей любить. Совсем. Есть хорошие, кто любит собак и готов за них жизнь отдать. Есть плохие, кто запросто будет мучить. Этих больше. Но абсолютное большинство — равнодушные. От них вся беда. Им вообще всё равно. Теперь я пессимист. Со времени, когда я начинал, десять лет прошло. Тяжело всё это. Очень сильно устал. Накопилось за годы. Потому что их нельзя оставлять одних. Даже просто чтобы вырваться куда-то на неделю, отдохнуть. Я этого себе не могу позволить. Уже много лет этого нет. На день если нужно уехать, договариваюсь за деньги, чтобы кто-то оставался. Молюсь на этих людей. Потому что, если они откажутся, не знаю, что буду делать.

Иногда Юрий берет с собой несколько собак, тех, что приучены гулять с хозяином, и выходит в соседний лес. Ненадолго стать свободнее. А пока в окружении своей стаи обыденно и спокойно говорит:

—  По сути, лучшие годы жизни отдал собакам. Жалею об этом? Не знаю, наверное. Иногда это погружает в депрессию. Выходить из нее тяжело. Но. Значит, такое испытание было суждено. И надо с честью его пройти. Может быть, это единственное достойное, что я сделал в своей жизни.