Онколикбез: как красноярцы лечатся от рака березовой корой и почему ездят на лечение за границу

В прошлом году диспансеризация в Красноярском крае, как и по всей стране, из-за пандемии прошла в урезанном варианте, поэтому снизилось число выявленных онкозаболеваний, и ничего хорошего в этом нет, поскольку диспансеризация позволяла выявлять онкологию на ранней стадии, а теперь специалисты онкодиспансера боятся, что в этом году число запущенных случаев рака будет больше.

Запущенный рак — страшная болезнь, от которой люди умирают тяжело и мучительно. Но несмотря на это многие продолжают лечиться народными средствами или ходят к знахарям, тем самым теряя драгоценное время. Сегодня, 4 февраля, во Всемирный день борьбы с раком, публикуем интервью с главным врачом краевого диспансера Андреем Модестовым — о том, почему люди лечатся народными средствами, какие подходы для лечения рака используются в Красноярске и почему кто-то отказывается от медицинской помощи, пуская всё на произвол судьбы.

— Андрей Арсентьевич, расскажите, насколько популярно у красноярцев лечение рака народными средствами?

— С каждым годом, к счастью, количество таких пациентов уменьшается, но совсем они никуда не исчезают. Люди обращаются к знахарям и шарлатанам, хватаясь за любую соломинку, и теряют драгоценное время, которое можно было бы потратить на лечение. На мой взгляд, это связано с низкой культурой и высокой степенью доверия, а также большим интересом к травам среди наших людей.

Больше всего пугает, когда такое лечение пациентам назначают врачи. У нас был пациент одного медучреждения, которому год назад врач посоветовал лечиться корой березы. Он осмотрел пациента и сказал ему, что опухоль в мочевом пузыре — это какие-то наросты, от них поможет народное средство, которое нужно разводить спиртом и принимать в течение года. Когда у человека в моче появилась кровь, он попал к нам. Исследование показало, что у него злокачественная опухоль. Человек потерял год лечения.

По-прежнему остаются те, кто прикладывает к молочной железе капустный лист или кожуру лука, думая, что таким образом опухоль пройдет. Но она лишь усугубляется, и тогда человек попадает к нам с 4-й стадией рака.

Люди с раком горла пытаются лечиться с помощью соды, но это, естественно, не помогает.

Нужно всегда обращаться к специалистам, которые помогут подобрать специализированное онкологическое лечение.

И ни в коем случае нельзя заниматься самолечением — это приводит к тому, что пациент теряет ценное время, которое мы могли бы потратить на своевременное лечение.

— Есть расхожее мнение о том, что рак — это неизлечимая болезнь. Скажите, на самом деле рак лечится?

— Первая и вторая стадии рака прекрасно лечатся, опухоль полностью удаляют в ходе операции, и она не распространяется на здоровые ткани. Далее пациент получает профилактические курсы химио- и лучевой терапии, после чего регулярно и пожизненно наблюдается, чтобы не допустить возвращения рака.

Если человек попадает к нам с четвертой стадией заболевания, его шансы на выживание, к сожалению, резко понижаются, перевести человека в устойчивую ремиссию сложно. В таких случаях мы боремся даже за месяцы и недели жизни — современные препараты позволяют увеличить продолжительность жизни, но прогноз неблагоприятный.

Однако есть положительный момент, и он заключается в том, что сейчас запущенных форм рака становится всё меньше, в прошлом году 58% случаев злокачественных новообразований было выявлено на 1–2-й стадии — это хороший показатель, и с каждым годом он улучшается.

Так или иначе, важно помнить, что это коварная болезнь, поэтому пациент с онкологией пожизненно находится на диспансерном учете.

— Как вы лечите онкологические заболевания в Красноярске?

— Лечение онкозаболеваний стоит на трех китах: противоопухолевая лекарственная терапия, лучевая терапия и хирургия. Каждый случай рассматривается индивидуально, решение о лечении принимает специальная мультидисциплинарная комиссия. Разумеется, все эти способы лечения комбинируются между собой.

Во время операции хирург удаляет у пациента опухолевую ткань и близлежащие лимфоузлы, пораженные ею. Целью любой операции является удалить опухоль целиком или частично. В онкодиспансере до 30% операций проводятся лапароскопически или торакоскопически, то есть через небольшие проколы. В последнее время растет число первично множественных раков, поэтому хирургам приходится делать 2–3 операции, удаляя опухоль на разных органах.

Второй способ — противоопухолевая лекарственная терапия, она же химиотерапия. Препараты уничтожают быстро делящиеся раковые клетки, терапия применяется в сочетании с операциями или лучевой терапией. Например, чтобы уменьшить опухоль в размерах или уничтожить лимфоузлы и раковые клетки, оставшиеся после операции. Существует гормональная терапия, в этом случае гормональные препараты подавляют выработку «виновного» за рак гормона или мешают ему оказывать эффект на развитие опухоли. Используется также иммунотерапия: раковые клетки способны скрываться от иммунной системы, а эта терапия позволяет иммунитету распознавать их и бороться с опухолью.

Один из новых способов лечения — это таргетная терапия, когда препараты поражают конкретную цель, то есть молекулу, которая образуется в раковых клетках.

Третий «кит» — лучевая терапия, при которой используется ионизирующее излучение, уничтожающее быстро делящиеся клетки и локализующее опухоли.

— Как вы можете оценить оснащенность красноярского онкодиспансера оборудованием для лечения рака?

— Наше оборудование не уступает мировым онкологическим центрам или другим центрам, наши сотрудники ездят во Францию, в Японию и видят, что приборы для лечения у нас одинаковые. Например, американский компьютерный томограф или линейные ускорители, МРТ из Германии — один из самых современных в мире, эндоскопическое оборудование из Японии, УЗИ-аппараты экспертного класса.

— Как думаете, почему тогда многие уезжают лечиться за границу или в столицы?

— На мой взгляд, это связано с устаревшими стереотипами о России — как я уже сказал, лечение онкозаболеваний в Красноярске находится на высоком уровне. Мы лечим, в том числе, больных из других территорий и в прошлом году пролечили их на 120 миллионов рублей.

Некоторых пациентов с редкими видами рака мы отправляем по квоте на лечение в федеральные центры — в Москву и Санкт-Петербург. Как правило, это люди, которым требуется высокотехнологичная помощь или лечение, связанное с научным подходом.

Что касается тех, кто лечится за границей — здесь у каждого своя причина. Выбирая лечение на родине или за границей, одни люди руководствуются принципом «нет пророка в своем отечестве», а другие слушают советы тех, кто делает бизнес на таком посредничестве. Правда, потом многие из них оказываются у нас в клинике и говорят, что зря потратили деньги на дорогостоящее лечение. Но это личное дело каждого.

— Как вы решаете, кого лечить от рака, а кому назначаете уже паллиативное лечение?

— Паллиативная помощь показана онкопациентам с распространенными формами рака, которым уже нельзя провести радикальное лечение. Если мы видим, что прогрессирование приводит к ухудшению общего состояния и лечение не помогает, то назначается симптоматическое лечение. Мы также обращаем внимание на болевой синдром и назначаем лечение, если показатель по шкале боли 3 и выше.

Часть таких пациентов лечатся дома, им и их родным даются рекомендации. У нас есть 10 паллиативных коек, где мы в прошлом году пролечили 167 пациентов — кого-то выписали, кто-то ушел, но достойно, получая медпомощь под нашим наблюдением.

— Есть ли среди онкобольных люди, которые отказываются от лечения? И почему они это делают?

— Таких пациентов где-то 2%. Отказ от лечения происходит по двум причинам. Первая — люди не хотят рисковать в силу возраста, так как иногда лечение может нести риски летального исхода из-за осложнений. В этом случае мы рассказываем пациенту об этих рисках, а он сам или семья принимают решение, идти ли на него.

Вторая категория — те, кто просто не хотят лечиться, оставляя себя и свое здоровье на произвол судьбы и обрекая себя на неизвестность. Мы пытаемся уговорить таких пациентов все-таки попробовать побороться, но нам это не всегда удается. Таких пациентов очень мало, меньше 1%.

— Как повлияла пандемия коронавируса на ситуацию с онкологией в Красноярске?

— Этот год стал для нас таким же необычным, как и для всех людей. В середине мая мы лично столкнулись с COVID-19, когда кто-то из пациентов занес вирус в онкодиспансер. Пришлось срочно закрывать отделение, проводить в нем дезинфекцию, людей выводить на самоизоляцию и даже прервать какие-то циклы лечения. К счастью, ненадолго — мы быстро перегруппировались, пациентов переводили в другие отделения, а потом сами открыли инфекционный госпиталь на Московской. Тогда он был рассчитан на 100 коек, сейчас — на 50, там мы долечиваем пациентов из краевой и 20-й больницы, а также переводим туда наших пациентов, у которых коронавирус обнаруживается в процессе лечения онкозаболеваний.

Коронавирусная инфекция повлияла на показатели заболеваемости, в прошлом году они снизились на 15% из-за того, что в поликлиниках края диспансеризация проводилась не в полном объеме. На самом деле это плохо, потому что именно на диспансеризации можно выявить рак на ранней стадии, когда он еще хорошо поддается лечению. Сейчас же мы находимся во всеоружии и прогнозируем, что в этом году у нас появится много пациентов с запущенными формами рака.