История женщины, которую врачи называют не иначе, как чудом, случилась на виадуке на Семафорной
В новой серии проекта «Я это пережил» история женщины, которую врачи называют не иначе, как чудом.
Всё произошло 4 года назад. В июле 2014 года из-за грузовика на Семафорной обрушился виадук, похоронив под обломками человека. Через два дня на том же месте — новое потрясение.
Поздним вечером женщина спешит после работы домой. Не зная об обрушении, она подходит к обломкам виадука. В итоге в темноте дорогу приходится прокладывать через цистерны на ж/д путях. Несколько ступеней наверх. Вспышка. Удар током мощностью 27 тысяч вольт. 85% ожогов тела. Реанимация и мысли окружающих: «Не жилец».
Спустя 4 года после трагедии 39-летняя Елена улыбается и выбирает подарок на день рождения сыну. С огромным желанием жить женщина сумела выкарабкаться. А за спиной больше года реанимации, десяток операций и несколько лет восстановления.
Нам удалось пообщаться с Еленой и узнать, что произошло в тот самый день и как проходило лечение.
Тот самый день — 6 июля 2014 года
— Я работала возле этого виадука и привыкла им пользоваться. Была провизором в аптеке на Павлова. Планировала устроить сына в красноярский детский сад, привезти его ко мне из Бородино, где он жил с моими родителями. В тот день как раз получила документы на садик.
Но всё тогда сложилось неудачно… Июль, отпуска, поэтому меня попросили подменить коллегу в аптеке на Щорса. Именно оттуда я возвращалась домой в тот вечер. Шла пешком — хотела размяться после долгой работы.
Я не смотрела новости, и никто из посетителей нам ничего не сказал, поэтому о том, что виадук рухнул, я не знала. Возвращалась поздно, к переходу я подошла уже в двенадцатом часу. Было очень темно, со стороны Павлова было не видно ничего. Я шла как ни в чём не бывало.
Что странно, не было даже никаких ограждений, объявлений об опасности.
Рядом с виадуком стоял гараж. Никогда раньше там никого не было, а в тот день там было несколько мужчин. Подумала сразу, что надо быстрее уходить отсюда. Мужчина пошёл за мной, начал кричать: «Идите на другие виадуки». Я его неправильно поняла и что-то крикнула ему вслед, убегая. Да и если честно, я и не знала никаких других переходов, и как искать их ночью.
Поднялась на лестницу перехода. Там была лишь небольшая ленточка желтенькая, завязанная на узелок и вся затоптанная. Заметила, что лестница вся в выбоинах. Что впереди — не видно. Поэтому дальше по виадуку не пошла. С лестницы увидела внизу составы с цистернами и решила их обойти. Никуда залезать я не собиралась: перейду на Семафорную и сразу же вызову такси — хватит приключений.
Со стороны Семафорной, как раз оттуда, куда я шла, вдруг залаяли собаки. Их было две или три. И конечно, сталкиваться с ними мне не хотелось. Подумала, что они смогут подлезть под цистерной, и решила подняться на ступеньки. Стала подниматься и озираться по сторонам, чтобы посмотреть, как пройти. На третью ступеньку ногу поставила, и всё.
Следующее, что я слышала, — это голос врача: «Голову набок положите, может вырвать», — вспоминает Елена.
Сильнейший шок вытеснил все воспоминания той секунды — Елена не помнит, что чувствовала в тот момент. Врачей, предполагает Елена, скорее всего, вызвали те самые мужчины, которые пытались уберечь её от этого пути. Скорая оказалась близко.
От удара током женщина получила 85% ожогов тела, 15% ожогов получили внутренние органы. Не обгоревшими, по словам Елены, были только лицо, голова и стопы.
«В реанимации я провела больше года…»
— Когда я очнулась, я ничего не чувствовала. Помню, что голос врача показался мне очень приятным. Я понимала, что-то случилось, но первые мысли были именно о врачах — увидела, что они делают всё правильно, расслабилась и уснула.
Следующее четкое воспоминание — уже из палаты реанимации. В горле стояла трубка, двигаться я не могла. Могла только глазами водить из стороны в сторону.
Лежала на специальной кровати. Тело было как будто к ней приклеено. Но ощущения были очень легкие. В кровати иногда что-то вибрировало, что-то надувалось. Ты лежишь и не чувствуешь вес тела. Комфортно, сухо, дует ветерок. Ощущение, что ты в невесомости.
Бывало, что я чувствовала сильный жар, как при очень сильной простуде. Из-за жара у меня начинался бред, я начинала вертеть головой. Тогда мне давали успокоительные, и я засыпала.
Кто мне там больше всего понравился, так это мой анестезиолог, — шутя, вспоминает Елена. — Потому что больно мне было крайне редко. Знаете, я попала туда такой уставшей, и могу сказать, что там, в реанимации, я отдохнула по полной… Ещё бы — целый год. (Улыбается.)
— Вам рассказали, что произошло?
— Мне говорили, что я перелазила через цистерну. Я удивлялась. При росте 1,65 см я весила 98 кг — как я могла куда-то перелазить? Ну это же смешно. Со временем выяснилось, что так написала транспортная полиция. Мне так и сказали: ты перелезла и стала там в полный рост. Ну да, конечно. И ведь никаких признаков падения с высоты у меня не было. Я просто упала со ступенек.
Позже женщина уже выяснила, что сгореть можно и находясь в 2 метрах от проводов.
— Вы понимали, насколько серьёзные у вас раны, когда очнулись в больнице?
— В реанимации никто об этом не говорит. Врачи просто лечат. Я видела, как врачи человека в агонии доставали с того света несколько раз. Какие лично у меня были шансы выжить, я узнала намного позже, уже перед выпиской. Когда ты в реанимации, тебе говорят, что всё будет хорошо.
Там особенная атмосфера — там нет никакой тревоги. Мне говорили, что всё серьёзно и лечиться придётся долго. Но не говорили, что я могу не выжить. У меня и мыслей таких не было. Только так: сказали лечиться — значит, лечимся.
Больно там бывает редко. Но бывает страшно, что будет больно. Особенно когда делают какие-то опасные манипуляции. А потом они проходят и чувствуешь такое облегчение.
Вот, например, когда ты приклеен к кровати, а тебе как минимум раз в сутки меняют всё бельё. Вот это больно. Когда начинаешь двигаться, и кожа трескается, тоже больно. Но рядом со мной всегда были врачи, всё было под контролем. И конечно же, всё обезболивалось.
Вообще поначалу я долго удивлялась всему. Потом спросила у врача: когда это кончится? Когда наконец я выздоровею? Мне сказали, что на это понадобится полгода или год. И тогда я впервые сильно расстроилась. Даже в первый раз всплакнула.
У меня появилась мечта: успеть к 1 сентября, чтобы увидеть, как мой сын идёт в первый класс. Дни проходили муторно и долго. Но ты понимаешь, для чего это всё, и становится спокойнее.
«80% ожогов были от третей степени и глубже. Только 5% зажили без каких-либо следов»
При такой поверхности повреждений приходилось брать кожу с уцелевших участков. Не обгорела голова, лицо и стопы. С них брали кожу несколько раз. Потом зажили руки — брали кожу с них. И теперь шрамов нет только на лице.
Был такой момент, что моих ресурсов не хватало. Старшая сестра согласилась, чтобы с её бёдер сняли кожу для меня... Когда снимаешь кожу, выглядит это как большая ссадина. Но сестра очень хотела мне помочь и пошла на это.
Когда перестали забинтовывать кисти, я поняла, что разучилась ими пользоваться. Но потом приехала моя мама: она массировала их, разминала. На левой руке мне пришлось чуть-чуть удалить кончики трёх пальцев.
Вообще, меня удивило, насколько быстро, когда не шевелишься, всё отказывает. Я даже не могла руками до рта дотягиваться. Помню, с папой даже ставили цель — научиться есть самой. И потихонечку пробовали. Получилось. Но долго, конечно, очень долго восстанавливаются движения. Встала я не раньше чем через год.
Врачи пытались сажать меня гораздо раньше, чтобы тело не забывало, как это делается, но кожа лопалась, начинала течь кровь. Приходилось делать переливания.
— А много крови перелили?
— Очень много. Врач говорил, что это сотни литров, если суммарно взять все препараты крови. Поэтому большое спасибо всем, кто сдаёт кровь.
— Кожа ведь зарастает с рубцами, шрамами…
— Конечно, шрамы везде. Но я смотрю на себя и понимаю, что всё, что есть, — это уже произведение врачебного искусства. И эти шрамы не вызывают у меня никакого отторжения.
— Знаете, если бы на моём месте был кто-то далёкий от медицины, ему, возможно, было бы страшно. А я могла контролировать весь процесс. И мне было интересно, как действуют препараты. Это ведь мечта провизора — перепробовать все медицинские препараты. (Улыбается.) У меня мама — врач, и я практически выросла в больнице, поэтому мне было комфортно.
Плюс поддержка была колоссальная. Не было недели, чтобы ко мне кто-нибудь не приезжал. Со мной были мама, папа, сестра. Кормили меня, книжки читали, развлекали как могли.
Одно из самых ярких воспоминаний — когда разрешили в больницу сыну прийти. Он подходил к врачам и говорил: «Лечите маму хорошо!». Это очень придавало мне сил.
А ещё в больнице есть сёстры милосердия. Они молились за меня, часто заходили ко мне. И с ними мне тоже становилось легче.
Первые шаги и долгое восстановление
Мечта Елены сбылась — к 1 сентября 2015 года её выписали. Женщина успела вернуться домой в Бородино и встретить первый учебный год сына вместе с ним. Но заново учиться ходить ей пришлось несколько раз.
Врач Елены — Иван Владимиров вспоминает о первых шагах пациентки: «В больнице мы поставили для себя цель, которую назвали "51 метр". Есть у нас такой длинный коридор, по которому можно водить пациентов. Нужно было, чтобы это расстояние она прошла сама.
У неё на руках и ногах был компрессионный трикотаж, перчатки компрессионные плюс ходунки, на которые она опиралась, потому что мышцы за полгода атрофировались. И она, конечно, большая молодец. Делала шаг за шагом. Сначала с нашей поддержкой с двух сторон за руки, с ходунками и с сестрой милосердия, которая страховала сзади с коляской…».
С первыми шагами возникли новые сложности — переломы в позвоночнике в 9 местах. Из-за лекарств, которые она принимала для заживления кожи, кости, по словам женщины, «размягчились». Пришлось делать операцию на позвоночнике и начинать учиться ходить снова.
Ей это удалось: «По дому могла намотать по 1,5 километра. Тело начинало вспоминать, как двигаться». И снова проблемы. На этот раз с тазобедренными суставами — они не выдержали нагрузок и сломались.
В 2017 году Елена решилась на операцию в Новосибирске ради замены сустава. Врачи отказывали, понимая все риски. (В случае, если сустав не приживётся, женщина рискует никогда больше не встать на ноги, — объяснил нам лечащий врач). Однако, несмотря на страхи, Елена на первой операции настояла. И сейчас планирует заменить и второй сустав тоже.
Позвоночник, суставы — оказалось, это не все трудности, которые её ждали после выписки. Были проблемы со слухом, она поборола гепатит и до сих пор вынуждена принимать таблетки, чтобы поддерживать своё здоровье... Несмотря на это, женщина не унывает и говорит открыто:
«Знаете, все эти сложности меркнут, когда понимаешь один простой факт — ты жив».
Врач-хирург Иван Владимиров подтверждает: «Эта работа над собой будет продолжаться всю жизнь <…>
После выписки мы оперировали Елену ещё раза 4, делали реконструкцию. В чем суть реконструкции — устраняем последствия после тяжёлых травм и делаем максимально функциональной нефункциональную зону. Елене нужно было сделать шею, потому что рубцы ограничивали движение и головой она двигать не могла. Мы делали операцию на бедре перед заменой сустава в Новосибирске, делали пальцы <…>
Тем не менее я бы никогда бы не подумал, что человек, получивший такие травмы, выйдет на работу. Недавно она прислала мне фотографию, как она сидит за рабочим столом. Человек не должен был выжить по всем нашим медицинским законам. Но в неё было столько вложено и такая была воля к жизни, что всё случилось так.
Чудо сложилось из активной работы над ним. Вложено столько сил всего ожогового центра. Ведь она с нами столько времени провела. Полгода она лежала в специальной кровати. Мы перелили сотню литров крови, огромное количество препаратов, провели полторы сотни перевязок под общим наркозом. Сначала потихоньку убирали всё то, что погибло. Потом пересадка кожи — нужно было снимать кожу так, чтобы она нормально восстановилось и можно было снять снова. Толщина была 1 мм — не больше.
У нас в медицине не принято говорить о деньгах. Но лечение Елены обошлось, наверное, в десятки миллионов, и все правда боролись до конца, что бы там про нашу медицину ни говорили».
Возвращение в обычную жизнь
Неделю назад, спустя 4 с лишним года после удара током, несмотря на сложности в движениях, которые до сих пор испытывает Елена, она сумела вернуться в работу. Прежние директора взяли женщину на должность заведующей аптеки в Бородино.
Елена говорит, что любит свою работу и хотела бы дальше расти как профессионал. А как женщина и как мать — мечтает каждый день проводить рядом с сыном, видеть, как он растёт, и быть рядом, когда ему нужна поддержка.
— В больнице я пробыла очень долго. Но зато у меня было много времени подумать. Я вспомнила абсолютно всё, в чём когда-то в жизни была не права. В реанимации у тебя есть время поговорить с самим собой. Обдумать свой образ жизни, подумать о своих привычках, всё проанализировать, ревизию провести. И наметить новые планы. Поэтому я не считаю, что это время прошло как-то зря.
Я стала стабильнее и даже в лучшую сторону изменилась. Раньше я гораздо больше беспокоилась и переживала из-за всего. Сейчас я очень спокойная. Мой врач так говорит: «Она не может беспокоиться, потому что с ней уже произошло всё, что только могло произойти». (Улыбается.) Я стала более устойчивая. Мне приходилось несколько раз обдумывать, как лучше сделать то или иное действие, когда я практически не могла двигаться. Теперь двигаться я могу, но умение мыслить аналитически осталось.
Всё, что со мной произошло, — это как падение с высоты на страховочную сетку. Меня вовремя поймали и поддержали — и врачи, и родные. Могла произойти ужасная катастрофа, но она обошла меня стороной.
Фото: героини публикации
Следите за новостями в нашей группе «ВКонтакте».
Новости и фото отправляйте 8–999–315–05–05 (WhatsApp, Viber, SMS)