«Потанинская деревня»: как власть подарила олигархам «Норникель» с Норильском и что из этого вышло

Ровно год назад, 29 мая 2020 года, произошла одна из крупнейших экологических катастроф в современной России. Из резервуара на ТЭЦ-3 в Норильске вылилась 21 тысяча тонн дизельного топлива, большая часть которого попала в местные водоемы. С одной стороны, это ЧП создало реальную угрозу для экосистемы Таймыра и всей Арктики, с другой — наконец обратило внимание страны на удручающее состояние Норильска и предприятий промышленного гиганта — «Норильского никеля».

Через год после трагедии главный редактор NGS24.RU Андрей Затирко слетал в Норильск и посмотрел, как сейчас живет советский город-сад. Встретился с общественниками, работниками комбината и ключевыми чиновниками, чтобы понять, как одна из самых богатых компаний в России допустила экологическую трагедию и только ли она виновата в ней. Почему ее собственников заставляют восстанавливать разваливающийся Норильск и при чём тут спорная приватизация 90-х?

Прошлогодняя авария максимальный ущерб нанесла местным водоемам — около 15 тысяч тонн солярки из 21 попало в реку Амбарную и озеро Пясино, которые через реку Пясино сообщаются с Карским морем. По данным краевых властей и Росрыболовства, загрязнение добралось до озера, «Норникель» этого так и не признал.

Был возбужден ряд уголовных дел — за несвоевременное сообщение о разливе, использование аварийного резервуара и отсутствие проверок по нему. Экс-мэра Норильска Рината Ахметчина отправили на полгода исправительных работ, остальные дела еще расследуются, в том числе в отношении руководства ТЭЦ-3. Сам «Норникель» по решению суда уже выплатил 146 миллиардов рублей штрафа за разлив. А в октябре 2020 года отчитался, что собрал 90% вытекшего топлива и удалил загрязненные грунты.

Если бы разлив случился в 2019 году, о нем могли просто не узнать, так как Росприроднадзор в Норильске появился только в 2020-м после многочисленных обращений в Москву общественников. 19 мая туда устроился Василий Рябинин на пост замруководителя городского отдела, спустя 10 дней он стал свидетелем экологической катастрофы и единственный не смог промолчать, за что и лишился работы. Сейчас он уже как эколог-общественник наблюдает за устранением последствий аварии.

— Они ничего не устранили, конечно. Это невозможно очистить, такое большое количество топлива. Часть загрязнения осталась в низовьях. Почва здесь обладает очень высокой адгезией, то есть поглощением — торф, различные песчаники. Было очень сухое лето, это всё сейчас в большей части осталось в грунтах. Насколько это вымылось за зиму, никто не мерил. Каких-то официальных данных нет. Вообще с данными здесь очень интересно. Никто их не предоставляет до сих пор. Нет ни одной цифры, кроме Минприроды: вначале что-то сказало, и всё, больше ничего. Сколько там было в Пясино? Больше никаких цифр нет. К тому же проблема глубже — загрязнение происходило очень длительное время, — считает Рябинин.

Не впечатлил эколога и штраф в 146 миллиардов, уже выплаченный «Норникелем» за разлив.

— Что они смогут сделать за эти деньги? Тем более все ли деньги дойдут до Норильска, до местных жителей, до коренных народов, которые лишились рыбы? Очень сложно сказать. На самом деле, я никогда в деньгах не считаю. Не штрафы надо назначать. Вот если вы убили Пясино, то вы должны его восстановить, и должны быть сроки — например, пять лет. Это заставит уже нарушителя что сделать? Не махать деньгами, типа я потратил сюда миллиард, 10 миллиардов, миллиард миллиардов. А заставит рационально деньги свои тратить, чтобы люди их не воровали. Вот сейчас разница есть: если разворуют 50%, то на оставшиеся 50% Пясино не восстановят, если вообще будут восстанавливать, — сомневается Рябинин.

С момента прошлогоднего разлива на предприятии случилось еще два крупных происшествия — оба в этом феврале. На Норильской обогатительной фабрике обрушилась галерея, погибли трое, пятеро пострадали. Грунтовыми водами топило «Таймырский» и «Октябрьский» рудники, из-за чего вставала добыча. Экс-работник рудника «Комсомольский» с 38-летним стажем Григарас Сипавичус заверяет, что эти все ЧП далеко не единственные — просто о них узнали:

— Это первые те, что не скрыли. А сколько скрывалось до этого здесь всех этих ЧП! Не просто скрываются — не выходят наружу, потому что СМИ ангажированы, директора ангажированы.

— Администрация?

— В том числе, администрация вся — ставленники комбината. Я уверен, что вся беда из-за того, что мы молчим! Мы можем склонять президента, Потанина, да кого угодно, но своего непосредственного начальника мы боимся и будем бояться.

— Есть у сотрудников возможность обратиться куда-то?

— Нет.

— Инспекция труда?

— Нет.

— Профсоюз?

— Нет.

— Прокуратура?

— Нет.

— Почему?

— Потому что всё ангажировано комбинатом.

Эколог Василий Рябинин не сомневается, что подобные ЧП будут происходить еще и еще, так как на предприятии сломана та система управления комбинатом, которая выстраивалась в Союзе с самого начала:

— Это очень огромное предприятие, сравнимое, наверное, с государством. Для того чтобы управлять этой системой, в Советском Союзе строилась строгая иерархия. Когда сюда пришли возводить предприятие, еще никто не знал, каким образом добывать руду, перерабатывать. Это всё строилось с нуля. Так выстроилась определенная иерархия, во главе которой стояли не управленцы, а наука. Сейчас этого нет в Норильске. Безграмотное управление разрушило все эти структуры, последние грамотные люди уехали либо умерли. А то, что этих специалистов уже нет, и приводит к таким вещам, когда гибнут люди, когда олигархи наказывают сами себя, как в истории с затоплением двух рудников.

Сейчас здесь очень много проблем на медном заводе, огромная проблема на Надеждинском металлургическом заводе, связанные именно с этим — неграмотностью руководства. И такие штуки будут постоянно происходить дальше. Это факт — по-другому здесь никак, — заверил Рябинин.

К сожалению, компания «Норильский никель» отказалась с нами говорить о разливе и насущных проблемах Норильска. Зато поговорили коренные норильчане, патриоты своего города. И, кажется, их даже сталинский ГУЛАГ не так пугает, как то, что происходит сегодня.

— Я надеюсь, вы не за рулем? — распахивая дверь, с вызовом спрашивает нас не по годам активная леди. — У меня вчера маме исполнился бы 81 год, поэтому сегодня мы будем ее поминать. Настоечка у меня своя, всё экологически чистое... За мной!

Марина Николаевна Голомедова — яркая представительница одного из первых поколений уроженцев Норильска — 1950-х годов. Она и ее сверстники знают лучше всех, чего стоило нашему народу возвести комбинат и город, а затем начать осваивать очень ценные месторождения медно-никелевых руд за полярным кругом, ведь они застали период существования и закрытия Норильлага — лагеря, через который в 1935–1956 годах прошло около 300 тысяч заключенных, 15 тысяч из которых погибли.

Для новых поколений и приезжих об этом напоминает только музейно-мемориальный комплекс «Норильская Голгофа» на окраине города, где когда-то закапывали погибших заключенных. Марина Николаевна же помнит значительно больше.

— На Богдана, 9 еще строилась гостиница, сейчас там «Норникель», это самое последнее из сегментарных зданий. Это уже был 1959–1960 год, я еще в школу не пошла, пойду в 1961-м. Там был котлован, зэки под конвоем месили, долбили, бетон заливали. Мы сидим на подоконнике с Танькой, подругой моей. Мать у нее тоже здесь сидела, работала акушеркой в роддоме. Танька говорит: «Смотри, смотри». Бетономешалка заливала фундамент — там же на ленточном фундаменте здание. Конвоир поскользнулся, упал, двое подошли и толкнули его. Он скатился в этот бетон, выбраться не может, а они лопатами его туда забили и залили — всё. Плохо относился к зэкам, — поучительно подняла брови норильчанка.

Подобные сцены закаляли сердца детей тех лет, как норильская стужа закаляла их организм. И этот металл отчетливо слышится в голосе Марины Николаевны.

— Никогда это прошлое, каким бы оно страшным, кровавым ни было, меня не пугало. Потому что вокруг меня были люди, прошедшие этот лагерь, и они были самые умные, самые добрые, самые нравственные, — серьезно проговорила Марина Николаевна, а потом добавила: — В Норильске вообще была такая мощная антисоветская закваска. Потому что город же из лагеря вырос.

После смерти Сталина и закрытия Норильлага в 1950-х для Норильска начался следующий этап. Конечно, он стоил для нашей страны не так дорого, как предыдущий (с человеческими жизнями больше ничто не сравнится), но тоже недешево. Людей на работу сюда теперь нужно было заманивать: огромными зарплатами, крутой инфраструктурой, исключительным снабжением — всё это стоило огромных денег для государства.

Так, зарплаты здесь сделали кратно выше, чем в среднем по стране. На стандартный «материковский» оклад накидывали несколько районных коэффициентов — так называемых «полярок». В результате до денежной реформы 1961 года зарплату норильчане получали буквально сумками.

— У папы была сумочка, с которой он ходил за зарплатой. До хрущевской реформы здесь могли получать 800, 900, 1000, 1300 рублей, и сами купюры были больше. А потом — 500–600. Почему я матерюсь? Наслушалась папу: он всё свое отношение к этим нововведениям выражал исключительно матом. Потому что здесь действительно были хорошие заработки, очень хорошие. А потом всё это дело как-то подужали, подобрезали, и всё равно это было больше, чем на материке. У меня — официантки третьего разряда — материковский оклад был 80 рублей, а здесь я получала 200 со всякими премиями и всем остальным, — похвасталась норильчанка.

— К 1980-му город имел инфраструктуру, которая на весь Советский Союз гремела. И ради нее сюда ехали! — важно поднимает брови пенсионерка.

Александр Харитонов — представитель коренных норильчан 1960-х годов рождения — согласен с ней. Сейчас он занимается бизнесом, а в советское время успел поработать и на комбинате.

— В 70-е — первую половину 80-х норильчане жили гораздо лучше, чем в среднем по стране. Можно было сравнить с теми, кто жил в Москве, Ленинграде. Снабжение, во-первых, было достаточно хорошее. Во-вторых, здесь сложился горожанин такого уклада, которого не было нигде в стране. Здесь была такая интеллигентская, интеллектуальная прослойка, которую очень сложно с чем-то сравнить. Так сложилось по разным причинам: сюда ссылали достаточно умных, грамотных людей, потом они оставались здесь. К тому же комбинат требовал достаточно серьезных специалистов, и они тоже сюда приезжали. Тогда Норильск был таким форпостом грамотной инженерной мысли в стране, — вспоминает он.

Александр не знал зарплат до реформы Хрущёва, но даже те деньги, которые платили здесь в 70–80-е, по его словам, позволяли очень многое. Например, слетать попить пиво на выходные в Москву — этот известный в Норильске миф Александр и другие общавшиеся с нами старожилы считают реальностью.

— Я точно знаю тех людей, которые так и делали. Выходили в тапочках вынести мусор, встречали знакомого: а чё, полетели в Москву или Красноярск? И улетали, в понедельник возвращались. Это совершенно нормально было, потому что билет стоил сравнительно дешево. Если ты получаешь зарплату 500 рублей, потратить 100 рублей на туда-обратно слетать не так сложно, — уверяет Харитонов.

Для того чтобы все эти блага оплачивать, Норильск и комбинат в советское время сделали единым целым. Фактически все числились на предприятии, а первым человеком в городе был не глава горисполкома, а руководитель промышленного гиганта.

— Норильск здесь, в условиях Крайнего Севера, всегда был единым кулаком. Мы тут все — учителя, врачи, торговля, строители, ремонтники, транспортники — были работниками, все были членами профсоюза Министерства цветной металлургии СССР. Мы все были в Минцветмете, — подытожила Марина Николаевна.

В конце 1980-х Михаил Горбачёв начал перестройку. Одна из реформ коснулась горно-металлургической отрасли — в конце 1989 года госпредприятия вывели из Минцветмета и наделили самостоятельностью. В качестве формы управления для всей отрасли выбрали госконцерн, назвали его «Норильский никель».

Помимо Норильского горно-металлургического комбината имени А. П. Завенягина в него вошли еще Красноярский завод цветных металлов, ленинградский институт «Гипроникель» и три предприятия Кольского полуострова — горно-металлургические комбинаты «Североникель» и «Печенганикель» с Оленегорским механическим заводом. Возглавил концерн Анатолий Филатов, который при этом продолжил руководить и норильским комбинатом.

Примерно в то же время в Норильске, как и по всей стране, начались шахтерские забастовки из-за недовольства дефицитом продуктов, ухудшением условий труда, несоблюдением техники безопасности на производстве. Первая из них и самая массовая прошла накануне создания госконцерна, в апреле 1989 года — больше тысячи шахтеров 5 дней не поднимались на поверхность.

Ту забастовку комбинату удалось купировать, договорившись с независимыми профсоюзами и активистами. Больше таких масштабных акций комбинат не допускал, вспоминает участник тех событий, бывший работник рудника «Комсомольский» Григарас Сипавичус.

— Эта забастовка научила комбинат. Они начали делать рудные отвалы на случай остановки добычи, а когда появлялись стихийные забастовки, они разрывали связь между рудниками, запускали провокаторов к бастующим, которые убеждали, что забастовка везде уже кончилась. Часть организаторов постепенно купили, кого-то обманули, кто-то изначально был аферистом и на этой волне поднялся. Дальше акции случались только точечно и стихийно, — делится Григарас.

Бывший главный юрист «Норильского никеля», автор книги о приватизации предприятия «Дело "Норильский никель"» и сайта «Антиолигарх» Альберт Симченко (писал под псевдонимом Александр Коростелёв. — Прим. ред.) уверен, что причиной всех проблем комбината и следовавших за ними забастовок после 1 января 1992 года были последствия экономических реформ Егора Гайдара и Анатолия Чубайса, в том числе приватизация.

— У госконцерна «Норильский никель» все финансово-экономические проблемы начались с бездарно проводимых одновременно четырех реформ: отпуск цен, налоговая реформа, административно-таможенная реформа и начало промышленной приватизации. Гиперинфляция повлияла на экономический результат предприятий госконцерна — сказался продолжительный производственный цикл. Ежемесячно требовалось увеличивать зарплату, росли цены на комплектующие, материалы, транспорт и энергетику — всё то, что составляет себестоимость продукции госконцерна. В тот же момент введенные Гайдаром налоги дополнительно душили производителей, прежде всего налог на прибыль, — заявляет Альберт.

В апреле 1994 года решением председателя Госкомимущества Анатолия Чубайса госконцерн превратили в акционерное общество «Норильский никель» с госучастием. Часть акций передали работникам комбината, часть продали на чековых аукционах. У государства остался контрольный пакет — 38%, или 51% от голосующих.

В октябре указом президент Борис Ельцин завел «Норильский никель» вместе с десятком других крупных госпредприятий в состав финансово-промышленной группы (ФПГ) «Интеррос». Вошли в нее и два частных банка — «ОНЭКСИМ Банк» Владимира Потанина и «Международная финансовая компания» («МФК») Михаила Прохорова. По словам автора книги «Дело "Норильский никель"», они получили в группе привилегированное положение, что позволяло им управлять финансовыми потоками «Норникеля» и других предприятий.

— Разумеется, далеко не все участники первого состава ФПГ «Интеррос» планировались в качестве его постоянных акционеров. Они были нужны лишь на тот период, пока требовалось сформировать первоначальный капитал, используя оборот их финансовых средств, прокачивавшихся через тот же «ОНЭКСИМ Банк». Когда же дело пошло в гору и встал вопрос о разделении сфер влияния, некоторые из организаций вышли из состава «Интерроса», продав свои акции по сходной цене финансово-кредитным организациям этой ФПГ. Это создало условия для того, чтобы Потанин и Прохоров без значительных затрат стали обладателями контрольного пакета акций финансово-промышленной группы, — пишет в своей книге Симченко.

По версии Симченко, получив через «Интеррос» рычаги управления «Норильским никелем», Потанин и Прохоров намеренно осложняли ситуацию на предприятии, создавая искусственный дефицит средств на его счетах. В такой ситуации было несложно с одной стороны настроить против «красного» директора Филатова работников, с другой — обосновать эффективность будущей передачи предприятия в частную собственность.

— Всё было сделано достаточно умно. Сначала люди, которые собирались перевести предприятие в частные руки, просто тупо перестали платить зарплаты горнякам, металлургам, вызвали социальное недовольство. Потом сказали: вот мы сейчас приватизируем, придет хозяин, он всё выполнит. В принципе, так всё и случилось. Конечно, простой работяга принял залоговые аукционы и перемену собственности положительно. Он захотел тут работать, потому что ему начали платить зарплату. Дальше, конечно, были другие совершенно нюансы, но первая реакция была такая, — вспоминает работавший в то время журналистом Александр Харитонов.

В марте 1995 года президент «ОНЭКСИМ Банка» Владимир Потанин на заседании правительства РФ предложил провести залоговые аукционы — дать денег государству в долг под залог крупнейших госпредприятий страны. По официальной версии, оно в них нуждалось. Администрация Ельцина согласилась лишь с небольшой поправкой. Как пишет в своей книге «Все свободны» Михаил Зыгарь, срок на возврат кредита специально установили ровно на год, чтобы закрыть сделку уже после выборов президента 1996 года.

Осенью 1995-го, после болезненных экономических реформ, шансы на победу у Ельцина были мизерными, и без серьезной предвыборной кампании было почти невозможно победить Геннадия Зюганова. Благодаря залоговым аукционам в победе Ельцина заинтересовали целую группу банкиров — никто не верил, что коммунист оставил бы госпредприятия у частных собственников после весьма сомнительной приватизации.

Зыгарь в своей книге писал: «Томас Пикеринг, посол США в России в 1995 году, вспоминает о своей встрече с Чубайсом. "Анатолий Борисович, вы же предаете идеи открытой экономики. Зачем вы проводите эти аукционы?" — так вспоминает свои слова Пикеринг. "А откуда нам еще деньги на президентские выборы?" — будто бы отвечает Чубайс».

На залоговые аукционы готовили 12 крупнейших советских госпредприятий, в том числе нефтяные «Сиданко», «ЮКОС», «Сибнефть» и «Сургутнефтегаз», а также «Норильский никель». Изначально команда Ельцина оценила комбинат в 170 миллионов долларов. «ОНЭКСИМ Банк» Потанина предложил всего на 100 тысяч больше и без реальной конкуренции выиграл аукцион. Спустя год государство должно было вернуть кредитные деньги, но Ельцин выиграл выборы, и не вернуло — контрольный пакет акций отошел частному собственнику.

Тот факт, что стоимость комбината была сильно занижена, сегодня никто не подвергает сомнению. К примеру, только за один непростой 1995 год «Норильский никель» получил чистой прибыли в 4 раза больше итоговой стоимости контрольного пакета акций предприятия — около 730 миллионов долларов вместо 170. Справедливости ради, спустя два года, в 1997 году, госпакет акций «Норникеля» формально разыграли на инвестиционном конкурсе, и он достался подконтрольной «ОНЭКСИМу» компании еще за 270 миллионов долларов, но и эта сумма по сравнению даже с годовой прибылью предприятия — слезы.

Бывший главный юрист предприятия Альберт Симченко в своей книге писал, что при определении цены бывшего концерна попросту не учли стоимость богатейших месторождений Таймыра и Кольского полуострова. Об этом на дебатах к президентским выборам 2012 года напрямую у Михаила Прохорова спросил Сергей Миронов, но тот ушел от ответа, не опровергнув и не подтвердив эти данные.

В момент проведения аукционов неподконтрольные президенту Госдума и Счетная палата России помимо оценки предприятий нашли целый ворох других нарушений при их проведении. К примеру, накануне аукционов федерация разместила на счетах банков-участников свободные валютные средства — примерно ту же сумму, что затем взяла в кредит под залог госимущества. А средств на выкуп предприятий в бюджет страны на 1996 год вовсе не закладывала.

— Это была откровенная сделка по отчуждению госсобственности в руки друзей действующей власти. Говорить о том, что это было дешево продано или не совсем справедливо, но законно, нельзя — это была прямая притворная сделка, которая по действующим тогда законам ничтожна, всё — точка. За наши же с вами деньги передали ключевые стратегические активы в руки друзей той команды, которая тогда правила, — до сих пор возмущен заместитель председателя Счетной палаты РФ 1996–2003 годов Юрий Болдырев.

Все требования Госдумы и Счетной палаты по отмене аукционов команда Ельцина и правоохранительные органы проигнорировали. А уже с приходом Путина палата резко изменила свое мнение, в новом отчете в 2000-м оправдав сделку по «Норникелю». В 2004-м палата провела еще одну проверку залоговых аукционов, уже признав многие обвинения коллег из 1997-го, в том числе о заниженной стоимости предприятий и притворности сделок, но ничего больше не сделала. Главе палаты Сергею Степашину потом даже пришлось утихомиривать прессу заявлениями, что никто не отберет имущество олигархов.

Сам Путин не раз с критикой комментировал аукционы, но фактически никогда не ставил под сомнение право олигархов на это имущество.

— Он достаточно ясно себя позиционировал указом о непривлечении Ельцина к ответственности и затем введением абсолютно нецивилизованного срока исковой давности. Во Франции 30 лет срок исковой давности по имущественным сделкам. Одна из первых мер, которую предпринял Путин, когда пришел к власти, — сократил срок до 3 лет, — вспомнил заместитель председателя Счетной палаты РФ 1996–2003 годов Юрий Болдырев.

Историю приватизации сегодняшний Норильск как будто уже забыл, но коренные норильчане старшего поколения всё еще помнят, а кто-то до сих пор переживает об утрате того, государственного, подхода к работникам.

— Нас обокрали, просто в очередной раз норильчан обокрали. Я думаю, что эта схема была специально сделана, просчитано всё. Если до приватизации я знал, что у меня будет стабильная зарплата, стабильная работа, то после этой всей кухни я понимаю, что я становлюсь зависимым от комбината. Я раньше мог себе позволить в любой момент собраться и улететь отсюда на материк со всей семьей — мне позволяла моя зарплата, а сейчас я в отпуск не могу выехать без компенсационных выплат комбината. Мы стали здесь практически заложниками, — сожалеет сегодня бывший работник комбината Григарас Сипавичус.

Новые владельцы решили проблемы с задержками зарплат, избавились от «красного» директора Анатолия Филатова и поставили в руководство своих людей, в том числе Александра Хлопонина — на пост директора. Именно отсюда он начнет свою политическую карьеру.

— Сначала это было что-то свежее, какую-то социальную политику проводили, что-то делали для города — нормальный пиар, что тут говорить. Везде было так и есть. Потом социальная ответственность потихоньку уходила, уходила. Когда Прохоров с Потаниным разошлись (после куршевельского скандала в 2007 году они поделили активы, Прохоров ушел с поста гендиректора. — Прим. ред.), она практически полностью прекратилась. Несколько лет о ней вспоминали только словами, — припоминает коренной житель Норильска, предприниматель Александр Харитонов.

Во время приватизации новым собственникам достался не только комбинат, но и весь город Норильск. Постепенно они скинули с себя эту социальную нагрузку. Так, в 2001 году с согласия администрации всё жилье и коммунальная инфраструктура отошли городу. Руководитель норильского общественного движения «Мой дом» Руслан Абдуллаев уверен, что именно этот процесс лег в основу одной из главных проблем Норильска — с ветхим жилым фондом и изношенными сетями.

— В 2001 году социальную ответственность «Норникель» скинул на город. Жилой фонд, магистральные трубопроводы, коллекторное хозяйство — всё то, что обеспечивает жителей качеством жизни, ряд социальных и культурных объектов. Весь город перешел в ведение администрации. С одной стороны, это, может быть, и нормально. Но если бы надлежаще при передаче выполнили все необходимые работы капитального характера, возможно, не было бы тех бюджетных расходов, связанных с этим бременем, — считает Абдуллаев.

И прокуратура Красноярского края согласна с общественником. Она в апреле в суде заставила «Норникель» признать факт передачи жилья в ненадлежащем состоянии и заплатить за это городу компенсацию в 3 миллиарда рублей. Пока Абдуллаев не может убедить правоохранителей наказать принявших такую собственность чиновников мэрии.

Сегодня, по официальным данным, около 50% всего жилого фонда города — с деформациями, треть населения находится под угрозой потери жилья. При этом ничего нового не вводилось с 1993 года. Из-за нехватки средств для расселения аварийными дома признаются со скрипом, только в самом крайнем случае, когда жить в них опасно, как было с Московской, 14. Спустя полгода после признания дома аварийным мэрия Норильска объявила режим ЧС и экстренно выселила людей, предоставив компенсацию.

Руслан Абдуллаев признаёт, что за состояние жилого фонда частичная вина лежит и на собственниках, но большая — на администрации, «Норникеле» и выстроенной ими системе управления жилищно-коммунальной сферой.

— Администрация слилась в коррупционном экстазе с «Норильским никелем», как бы оно ни звучало. Это откровенные ставленники компании используют администрацию города как помойку: скинули имущество в ненадлежащем техническом состоянии, и бюджет несет бремя содержания. При этом, если брать сферу теплоснабжения, мы находимся в прямой зоне монополии Норильско-Таймырской энергетической компании (дочка «Норникеля», из ее резервуара выбежала солярка. — Прим. ред.). Управляющие компании, которые должны на что-то обслуживать жилье, — ее хронические должники, и никто из них не решится в суде оспорить спорные объемы потребления тепла. Боятся!

Если бы здесь, на территории, была нормальная государственная машина, которая соблюдала бы здесь интересы службы, государства, общества, граждан, это было бы невозможно. А пока отсутствует контроль, всё что угодно можно реализовать, тем более направленное на незаконное обогащение с использованием в том числе жителей, — уверен Руслан Абдуллаев.

Назначенный депутатами в начале года глава Норильска Дмитрий Карасёв признаёт проблемы с жилым фондом, но не склонен обвинять во всем «Норникель».

— Жилой фонд Норильска построен в 40–50–60-е года, имеет износ более 50 лет. Понятно, что город поддерживает его в техническом состоянии: проводим регулярно ремонты, каждый год закладываем муниципальную программу с перечнем необходимых работ. Это и обновление фасадов, обновление кровли, ИТВ, и электроснабжение, но необходимо строить новое жилье. Говорить о том, что передали плохое, — я так не скажу. Потому что, еще раз повторюсь, у каждой вещи в Норильске есть срок эксплуатации. И для жилого фонда, и на коллекторное хозяйство он в Норильске вышел, — уверен Карасёв.

После разлива пристальное внимание на «Норильский никель» и Норильск наконец обратили федеральные власти. От Совета Федерации сюда съездила целая комиссия — сенаторы были в шоке от состояния предприятия и города при нынешних доходах компании.

— Цифры говорят сами за себя. За последние пять лет общий объем прибыли — почти 1 триллион рублей, только в 2019 году — 388 миллиардов рублей. При этом расходы на капвложения составили в 2019 году всего 85 миллиардов рублей, а сумма вложений в социальную инфраструктуру Норильска всех участников процесса с учетом компании, бюджетов за последние пять лет — менее 20 миллиардов рублей.

Объем же выплаченных дивидендов компании за пять лет — свыше 900 млрд рублей, в 2019 году — 265 миллиардов. Для сравнения: консолидированный бюджет Красноярского края за прошлый год — 292 млрд рублей (сопоставим с суммой дивидендов за год).

Коллеги, мы, конечно, не лезем в дивидендную политику, это дело акционеров, но очевидно, что компании с таким низким долгом и без ущерба для стоимости своих акций можно и нужно вкладывать больше в инфраструктуру, экологию и модернизацию, — заявил по итогам поездки один из сенаторов Николай Журавлёв.

Спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко была куда жестче в формулировках.

— Приватизировали за условную цену. Окей, надо было запускать рыночную экономику. Но дальше‑то действительно рассчитывали, что придут серьезные инвесторы, люди серьезные, начнется модернизация производства. Мы видели, как средства на модернизацию выделяются. До сих пор стоят брошенные цеха в «Норникеле»! Как будто вчера война закончилась. Это что такое? Это почему позволительно? Считали, придут серьезные люди и ликвидируют накопленный экологический ущерб огромный. Они не только не ликвидировали, а они усугубили ситуацию, — негодовала Матвиенко.

Особенно ее как представителя старшего поколения, жившего при легендарном советском периоде Норильска, задело состояние города при установленном там порядке во власти.

— Норильск был самый красивый город, вот город-сад, как мы говорим, превратился в трущобы. Там живут люди, там живут рабочие этих заводов. Почему ни Минвостокразвития, ни другие федеральные структуры, ни полпредство, почему никто?.. Что, не видели, что аварийные дома? Что, не видели, в каком состоянии город? Почему все молчали?! Что, все «в кармане» у «Норникеля» были?! Ну какой другой вывод можно сделать? И самое‑то главное, что все эти годы, отдав муниципалитету и краевым властям вот это всё разрушенное городское хозяйство и жилье, по сути, «Норникель» арендовал бесплатно и город Норильск. Мэр свой, «карманный», депутаты все свои, «карманные». Бюджет Норильска — немалый, кстати, — 18 млрд рублей. А управляли им опять люди «Норникеля». Так вот, за это надо с них спросить, — как отрезала спикер.

И, видимо, спросили. «Норникель» помимо штрафа за разлив в 146 миллиардов рублей уже пообещал выплатить за переданное в плохом состоянии жилье 3 миллиарда рублей, в рамках плана социально-экономического развития Норильска до 2035 года — 81,3 млрд. Еще 150 миллиардов сам Потанин пообещал добавить на те же цели. Всего компании придется заплатить 380 миллиардов рублей, из которых точечно на город пойдут 234 миллиарда.

Согласно плану социально-экономического развития Норильска, в течение 15 лет планируют расселить более 9 тысяч семей. Снесут 23 дома с гостинками и 20 пятиэтажных домов из газозолобетона в центре Норильска и Талнахе. Имеющие право и нуждающиеся в переселении норильчане будут отправлены в регионы с более благоприятным климатом. За 4 года стабилизируют грунты под многоэтажками и соцобъектами, благоустроят дворы, построят спортзал на 1100 мест, два детсада, поликлинику, плотину на реке Норильской и пожарное депо.

Конечно, не сказать, что «Норникель» совсем не заботился о модернизации предприятия и улучшении жизни города, — есть пример обновления Талнахской обогатительной фабрики и строительства отдельных соцобъектов. Есть у компании и программа по улучшению воздуха в городе. По ней в 2016 году был закрыт очень вредный для экологии никелевый завод. До 2025 года планируется в 10 раз снизить вредные выбросы за счет вложения 250 миллиардов рублей.

Но ощущение того, что город получает несоизмеримо меньше, нежели дает компании и ее собственникам, так и витает в воздухе во время почти любой беседы с коренными норильчанами, жившими при Союзе. Скажем, обновляя часть производств, «Норникель» может позволить себе держать в аварийной бочке солярку или запускать людей в ветхие здания с риском обрушения. Возводя считаное число соцобъектов в рамках развития города, компания спокойно смотрит на то, как ее работники живут в разваливающихся домах. Да и разговоры о программе борьбы с загрязненным воздухом местные помнят еще чуть ли не в 2000-х.

С таким отношением к городу Норильск каким-то образом оказался под полным контролем «Норильского никеля» и его собственников. Доходит до того, что здесь у кандидата губернатора при назначении мэра даже нет шанса рядом с человеком компании. С учетом попыток закидать для федеральных властей проблему Норильска деньгами напрашивается общая аналогия — «потанинская деревня».

Заместитель председателя Счетной палаты РФ 1996–2003 годов Юрий Болдырев не берется критиковать проекты, которые собрался реализовывать «Норникель» совместно с администрацией, его не удовлетворяет скорее то, как этот процесс устроен.

— Я не готов мазать всё черной краской и говорить, что договорились о плохом. Может, и о хорошем договорились, но я бы предпочел, чтобы не договаривались, а чтобы Матвиенко и верхняя палата парламента вместо восклицания «Ах, они такие нехорошие» принимали бы четкие, ясные и обязывающие законы, в результате которых Потанин не ходил бы гоголем и не говорил, что я еще дополнительно что-то, а благодаря которым все бы знали, что от этих доходов «Норникеля» львиная доля должна идти на развитие региона, развитие города, развитие страны. Потому что это не креативный бизнес, а это просто использование наших природных ресурсов и ранее вложенного труда наших предков. Это всё должно быть в законах и неукоснительно выполняться. Этого ничего нет, — подытожил Болдырев.

Удручающее состояние части предприятий «Норникеля» и всего Норильска — это следствие целой цепочки событий, которая начинается где-то в 90-х. И если вина компании в том, что она чрезмерно сконцентрировалась на прибылях, недостаточно вкладываясь в обновление комбината и города, то власть, вплоть до президента, виновата даже больше — она всё это позволила, попросту забыв на четверть века про огромное предприятие и целый город в Заполярье. Да, сейчас «Норникель» обязали хорошенько потратиться, но без нормального контроля на территории вряд ли что-то получится кардинально изменить. Кажется, вертикали власти пора бы вернуться на Таймыр.