«А что делать, если осуждённых нет?»: судьба умирающих поселков, в которых закрывают колонии. Там сидели ученый Данилов и журналист Сафронов

В конце марта стало известно, что в Арейском и Громадске закроются местные исправительные колонии. В них, как оказалось, кончились заключенные, и содержать персонал стало незачем. От работы учреждений при этом во многом зависит жизнь обоих населенных пунктов. Корреспонденты NGS24.RU съездили в Арейское и Громадск, чтобы посмотреть, как живут местные и чего они ждут от ликвидации по сути градообразующих предприятий.

21 марта на сессии заксобрания краевой омбудсмен Марк Денисов заявил, что ИК-16 в Громадске и ИК-7 в селе Арейском под Красноярском закроют. По его словам, там сильно сократилась численность «тюремного населения». К 1 января 2024 года во всех 26 краевых учреждениях ГУФСИН содержалось 12 530 человек — на 17,5% меньше, чем год назад (15 182 человека), сообщил Денисов в своем докладе.

Говоря словами омбудсмена, произошло «разовое крупное сокращение числа осужденных в условиях СВО». Проще говоря, заключенные завербовались на спецоперацию, колонии опустели, и их ради экономии решили закрыть.

Ликвидируемые в Громадске и Арейском колонии Марк Денисов назвал «фактически градообразующими», поэтому властям уже скоро придется столкнуться с последствиями такого решения, предрек он.

— Что будет с жителями инфраструктуры этих сёл, с мощным имущественным комплексом самих учреждений — это большой вопрос, — сказал Денисов. — [СВО] рано или поздно закончится, всё вернется на круги своя, ведь социальная структура общества не изменилась. Через пять лет будем иметь перелимит нарушения прав осуждённых и мучительно втридорога разворачивать в крае новые пенитенциарные учреждения.

Это «мы уже проходили», добавил Денисов и сравнил ситуацию почему-то с детскими садами, которые «на фоне демографической ямы 90-х позакрывали и пораспродали, а в нулевые, на пике рождаемости, всем миром боролись с дефицитом мест».

Следом закрытие ИК-7 и ИК-16 официально подтвердили и в самом ГУФСИН.

Команда NGS24.RU отправилась посмотреть, как живут люди в этих поселках, и узнать, что с ними будет после того, как «градообразующие» колонии закроют.

Громадск — небольшой поселок примерно в 120 километрах от Красноярска на трассе по пути в Зеленогорск в Уярском районе. У, пожалуй, чересчур восточноевропейского для сибирского поселка названия есть объяснение. За участие в Польском восстании 1863–1864 годов в эти края сослали дворянина Константина Громадского. Через несколько лет поляка амнистировали и разрешили вернуться на родину, но он остался, завел семью и стал тут успешным фермером.

Среди прочего Константин Громадский основал заимку, впоследствии разросшуюся до поселка, который и назвали его фамилией.

Кажется ироничным, что спустя годы, уже в 1950-е, на окраине основанного ссыльным поселения появилась исправительная колония. На сайте «Зона-Маг» писали, что место для ИК-16 выбирали тщательно: в низменности у двух гранитных гор, около железнодорожной станции. Удобно, ведь заключенным сразу нашлись занятия: разработка гранита, изготовление стройматериалов и заготовка леса. А позже добавились металлообработка, швейное производство и кирпичный завод. В свои лучшие времена в ИК-16 изготавливали пиломатериал, поддоны, тару, половую рейку, обшивку, мебель, сетку-рабицу, гвозди и прочие мелочи.

«Внимание! Место дислокации исправительного учреждения»

Серый забор из профнастила, ограждающий ИК-16, виден вскоре, как пересекаешь на трассе дорожный знак с надписью «Громадск».

«Внимание! Место дислокации исправительного учреждения. Случайный попутчик может оказаться сбежавшим преступником!!!» — оберегает табличка на въезде в поселок.

Режимы в колонии со дня ее основания постепенно облегчали. Сначала был особый, потом — строгий, и сейчас — общий. На том же «Зона-Маге» описывали территорию и помещения колонии с «усиленным и самым длинным охраняемым периметром, низкими потолками, небольшими окнами в помещениях отрядов». Издалека всё выглядит довольно обветшавшим. Поверх всего ограждения идет покрытая легким слоем ржавчины труба, с побеленных когда-то кирпичных стен местами сошла краска, дыры в волнистых листах профнастила не слишком аккуратно залатали плоскими заплатками.

Над территорией высятся, но не дымят несколько темных труб — видимо, котельной и работавшего в колонии кирпичного завода, закрытого несколько лет назад. На паре труб установлены флюгеры — правда, на сильный ветер, продувавший поселок во время нашего приезда, они никак не реагируют. На одном флюгере вместо традиционной фигурки петуха стоит чёртик, приветственно снимающий шляпу-цилиндр.

Вышки надзирателей по периметру пустуют, но, кажется, люди на них особо и не нужны. За территорией присматривают выглядящие новыми белые камеры наблюдения. Одна, увидев движение, повернулась в нашу сторону.

Дома в Громадске в основном деревянные, одноэтажные. Через весь поселок проходит главная улица Железнодорожная — ответвление от краевой трассы Р-255, ведущее дальше к Заозерному и Зеленогорску. Полноценных дорог внутри поселка особо и нет: это грунтовые проезды, к началу апреля еще не оттаявшие, но уже покрытые лужами. Местные, кажется, предпочитают передвигаться по распутицам на «Нивах» — машины этой марки на дворовых участках и дорогах стоят чаще других, у кого-то сразу по две.

Недалеко от колонии на первой линии Железнодорожной на одном пятачке соседствуют магазинчики «Березка», «Фасоль» и «Зенит». Заходим в «Зенит» и натыкаемся на белую солидную решетку в проходе. Продавщица поясняет, что решетку запирают по ночам, так как работают они круглосуточно.

— А что, у вас тут шалят?

— Ну не шалят, но всё равно. [Мало ли кто] ночью подойдет сюда к прилавку.

Продавщицу зовут Тамара Дмитриевна Фогельзанг.

— Фо-гель-занг, — по слогам повторяет она. — Всё равно не выговорите.

Раньше это был ее магазин, но женщина подарила его сыну с невесткой и теперь просто помогает с бизнесом. Тамара Дмитриевна уверена, что после закрытия ИК-16 жизнь в поселке «намного хуже будет».

— Столько людей работает в зоне и они останутся без работы. Я думаю, человек 100 точно. К нам же из Сорокопятки (Зеленогорск, раньше назывался Красноярск-45) приезжают работать, из Заозёрки, из Уяра. И местных много у нас в зоне работает. Это те, которые не с погонами; женщин много — на складах, еще где. Останутся они, считай, под старость лет без работы, — переживает Тамара Фогельзанг.

Те, что «не с погонами», официально называются «вольнонаемными» — слово, которое за пределами «колониального» поселка, кажется, почти не употребляют. Это обычные сотрудники, работающие по трудовым договорам, они не состоят на службе и не имеют званий.

По словам Тамары Фогельзанг, с середины осени в ее магазине просела выручка. Женщина связала это с тем, что в колонии в прошлом году стало ощутимо меньше заключенных. В поселке, помимо «обычных» осужденных, есть и «вольнопоселенцы» (не путать с вольнонаемными), говорит она. Отсидев четверть срока в колонии общего режима, заключенные могут попросить перевести их в колонию-поселение. Если им разрешат, они становятся вольнопоселенцами и могут перемещаться по поселку — под присмотром инспектора или работника ИК.

— Они ходят к нам в магазин, — поясняет Тамара Дмитриевна. — На работу идут утром — зашли купили чего-нибудь, в обед — опять купили, вечером... И вот октябрь, ноябрь, декабрь — где-то наполовину выручка упала.

Живут вольнопоселенцы, по словам Фогельзанг, в бывшей пожарной части на территории ИК.

— У них там раньше была пожарная часть. Потом оставили одну машину, остальное передали в Уяр. То есть одна пожарная машина на весь поселок, но, если что, — с Уяра высылают, — описывает женщина.

Соседство с колонией и вольнопоселенцами, которые, пусть и под присмотром, но спокойно перемещались по поселку, никого из жителей Громадска, с кем пообщался NGS24.RU, не пугает.

— С маленького возраста же [рядом живешь и привыкаешь], — говорит Павел Книга, машинист бульдозера на местном карьере. — Люди да люди.

Возле павильона Тамары Дмитриевны натыкаемся на относительно молодого человека, который перемещается за покупками от одного магазина к другому. Он представляется Юрием Топтыгиным.

— Вы не из числа заключенных? — памятуя о табличке на въезде в поселок, на всякий случай интересуемся у Юрия.

— Нет-нет-нет.

— Работаете тут?

— Скорее подрабатываю, — умело уходит от ответа он.

Юрий от закрытия ИК-16 тоже ничего хорошего не ждет.

— Встанет Громадск, — уверен он. — А тут что у нас? Кроме железной дороги, щебеночного карьера и зоны нету работы. На зоне пол-Громадска работает на самом деле. У меня брат двоюродный уже работает в Красноярске, а здесь он как бы в командировке, пока еще зону не закрыли. Мне кажется, половина уже уезжает туда.

— А с теми, кто не захочет уезжать, что будет?

— Ну не знаю. Будут самозанятые, ха-ха-ха.

Павел Книга, в свою очередь, добавляет, что в поселке уже довольно активно продают дома.

— И что, покупают?

— Ну нет-нет, да покупают.

Не все в Громадске так пессимистичны. Вот, например, пожилой усатый мужчина, которого мы встретили, пока он сидел в машине, за будущее поселка не боится.

— Как сейчас есть, так и останется, — уверен он. — Я не работаю, пенсионер. Дети работают: двое здесь, один дальше живет. Ну, может, рабочие будут искать другое место. У меня лично ничего не поменяется.

— И всё хорошо, всё устраивает?

— У меня никаких проблем нет.

— Дороги, здравоохранение, больница?

— Насчет больницы: всё о-о-очень плохо, — без запинки сказал мужчина и тронулся с места в сторону «Зенита».

— А зовут вас как? — кричим вслед.

— Фо-гель-занг, — называет он по слогам фамилию, наверняка думая, что мы ее не выговорим.

Больницы, с которой всё очень плохо, в Громадске просто нет. В единственной в поселке панельной пятиэтажке есть ФАП — фельдшерско-акушерский пункт, где заодно можно купить и лекарства. Но «там почти не работает никто», утверждает Тамара Дмитриевна:

— Она [фельдшер] до обеда только в пятиэтажке, а так все в Уяр ездим.

Официально в ГУФСИН не говорят, что в Громадске закончились заключенные, но для местных это не секрет.

— Там уже людей почти нет, — поясняет сотрудница громадского сельсовета, попросившая не называть ее имя. — Всё, нету осужденных. На СВО их забирали. Конечно, жалко, что зону закрывают. Ну а зачем ее содержать? Тут же офицерский состав под 300 человек. Просто федеральные деньги в никуда отдавать, и всё? А что делать, если осуждённых нет?

Начальник ИК-16 Петр Анциферов убеждает нас, что из колонии «не то чтобы был отток». Просто у кого из осуждённых закончился срок, кому-то повезло с условно-досрочным освобождением — ну и в итоге «так потихоньку учреждение освобождается», уверяет он.

На вопрос NGS24.RU, почему колонию ликвидируют, Анциферов отвечает туманно:

— Почему закрывают, я не могу объяснить. Понимаете, есть у ресурса своя выработка. Учреждению уже 67 лет — конечно, там старое всё. Раньше его поддерживали надлежащим образом: белили, мазали, красили, меняли отопление.

В последние же годы производство и оборудование в колонии, по его словам, постепенно хирело.

— Раньше работал кирпичный завод, но тогда была потребность в кирпичах. А потом кирпич перестал спросом пользоваться, станки потихоньку стояли, стояли, стояли и пришли в негодность, — объясняет Анциферов закрытие завода.

У местных насчет кирпичного завода своя версия:

— Куда всё делось? Ну, один начальник делает, другой убирает. У нас же так делается, — в одном ключе таинственно высказались в беседах с NGS24.RU несколько жителей.

Оставшихся в ИК заключенных переводят, сотрудникам предоставляют рабочие места в других колониях. Куда именно — Петр Анциферов не говорит: «Учреждений же много». Начальнику колонии сейчас 38 лет, и он уже пенсионер. В системе ФСИН — это обычное дело, объясняет он: месяц работы идет за полтора плюс засчитывается служба в армии.

— А вы сам-то куда?

— Куда Родина позовет. Пока никуда не предлагали.

— Вообще, я считаю, что наш поселок еще более-менее, — рассказывает сотрудница сельсовета. — По сравнению со всеми поселками, которые относятся к Уярскому району. Если бы зону не закрывали, вообще хорошо было бы.

Численность населения Громадска вместе с заключенными в сельсовете назвали математически точно: 1910 человек. А вот данные без обитателей колонии разнятся: где-то в пределах 800–1000 человек. По ощущениям заместителя главы громадского сельсовета Андрея Коваленко, большинство жителей Громадска — «люди возраста 40+: бабушки, пенсионеры».

— Для молодежи тут рабочих мест, по сути, нет, — признается Коваленко. — Из молодежи только учащиеся школы — около 120 учеников.

Самому Андрею Коваленко 23 года, он недавно отслужил и еще допускает в речи армейские обороты вроде «никак нет» и «так точно». Когда мы посетили поселок, главы сельсовета Анатолий Соломатов из ЛДПР на месте не было. В мае в Громадске будут выбирать нового руководителя, и Соломатов якобы избираться больше не планирует. Будущим главой вроде бы видят молодого Андрея Коваленко, но сам он говорит: «В мои планы это пока не входит».

— Я вообще к выборам… — кажется, электорально скептичен зам. — Сейчас сидим, набираемся опыта, работаем на благо поселения.

Коваленко считает, что с закрытием колонии «будет отток» людей из поселка, но «до тех пор, пока ИК-16 функционирует, люди работают, всё хорошо».

Он упоминает, что помимо закрывающейся колонии в поселке есть второе градообразующее предприятие — «Громадский щебеночный карьер». Руководит компанией Алексей Концевой, он же, по данным сервиса «Контур.Фокус», в прошлом был одним из совладельцев карьера. Другим соучредителем был Александр Концевой, по-видимому, брат Алексея, а заодно — бывший директор компании «Сибуголь» семьи экс-губернатора Александра Усса.

По данным на 2023 год, на предприятии официально трудоустроены 46 человек. По словам бульдозериста Павла Книги, средняя зарплата на карьере — около 50 тысяч рублей. Закрывать еще и карьер в Громадске не планируют, уверяет он. В то же время и полноценным заменителем ИК-16 «Громадский щебеночный карьер» некоторые местные, с которыми мы общались, не считают и называют его «лишь частной компанией».

Для сравнения: в ИК-16 в ее «лучшие времена» работали около 260 человек, говорит начальник колонии Петр Анциферов. Сейчас осталось 104 сотрудника, из них местных — 25.

Вместе с колонией в Громадске закроются и ее «дочки». Например, колоритный магазин «Тюремок» на одном из участков с пилорамой, где трудятся осужденные. Над входом в магазин кирпичами выложена и выкрашена в красный дата — 1985 год. В магазине продают деревянную продукцию, которую изготавливают заключенные: столы, стулья, нарды, шахматы, шкатулки, детские кроватки, кухонные наборы.

— Только у нас уже мало что осталось, — показывает управляющий магазина Николай Стебловский. — Распродали почти всё. Будем работать, пока остатки не продадим и не вывезем.

Раньше в «Тюремке» работало около 10 вольнопоселенцев, сейчас осталось двое, говорит Стебловский (хотя мы чуть позже увидели четверых). Николай из тех жителей Громадска, кто о ликвидации колонии жалеет.

— Представляете, тут у нас целые династии. Кто-то начальником отряда в колонии был, сын у него — инспектором, теперь внук работает, — описывает Стебловский.

Сам Николай в «Тюремке» пять лет как вольнонаемный, но в «учреждении» (так колонию называют ее сотрудники) работает уже давно — начинал инспектором и застал еще особый режим.

— Срока тогда были по 20–25 лет, очень большие, — вспоминает он. — Убийцы сидели, маньяки. Общались, конечно. В целом тяжело с ними. Но всё зависит от человека, от характера: были неадекватные, были нормальные. Кто-то понимал, что совершил преступление и за что его посадили. А были такие, у кого головы нет, они из изолятора, из ШИЗО не вылезали.

Из знаменитых сидельцев ИК-16 Стебловский тепло отзывается о Валентине Данилове — красноярском физике, которого в 2004-м арестовали по статье о шпионаже в пользу Китая. В Громадске Данилов отсидел небольшую часть срока.

— Он молодец, грамотный человек, разговаривал культурно. Никогда слова грубого не скажет, всегда вежливый, режим соблюдал, — описал его бывший инспектор.

Беглецов, по воспоминаниям Стебловского, в ИК-16 не было, потому что «не подкопнешь нигде — она же на граните стоит». Бульдозерист Павел Книга, впрочем, припоминает, что, когда он был маленьким, пару раз якобы кто-то из заключенных сбегал:

— Дети в школу не ходили, когда их тут ловили, — утверждает Павел.

Полностью закрыть ИК-16 должны примерно к 15 мая, когда закончится отопительный сезон, поясняет замглавы сельсовета Андрей Коваленко. На территории работает котельная, которая греет саму колонию и несколько зданий вокруг (в основном в поселке печное отопление). После закрытия котельная, «скорее всего, будет передаваться поселению».

Саму колонию, ее здания и строения законсервируют, предполагает сотрудница сельсовета, попросившая не называть имя. А оставшееся оборудование громадской колонии передадут правопреемнице — ИК-27 в Красноярске, сказал Петр Анциферов.

При этом многие в Громадске настроены как и омбудсмен Марк Денисов: в будущем колонию придется открывать заново.

— [Спецоперация] закончится, куда кого будут садить? — размышляет пенсионерка Людмила Лихтина. — Это у нас бандитов не будет, что ли? Куда они денутся?

По словам Петра Анциферова, администрация сельсовета «на сегодня пишет письма, ходатайствует, чтобы законсервировали учреждение».

— То есть с возможностью в будущем открыть ее заново?

— Я думаю, что с такими мыслями, да.

— А могут ли ее заново открыть?

— Я думаю, что нет.

— Почему?

— Ну осуждённых нет уже столько.

В противоположной стороне от Громадска, по пути к дачам и загородным домам в 32 километрах от Красноярска находится село Арейское, где вот-вот закроется ИК-7. Село существует минимум с 1936 года, когда здесь начали строить исправительную колонию (ее год открыли год спустя) и дома для охраны. Сперва тут сидели осуждённые женщины, у которых были дети. А в 1962-м ее переформатировали под мужскую колонию строгого режима — сначала для тех, кто отбывал срок не первый раз, а затем — для первоходок.

Изначально поселение существовало как поселок Арийск, а с 2006 года, когда тут открыли храм, оно преобразовалось в село Арейское.

Информация о грядущем закрытии колонии из-за нехватки осуждённых, публично появилась еще осенью 2023 года. Настоятель храма в поселке Элита, в сельсовет которого входит Арейское, говорил тогда NGS24.RU, что благословил около 100 заключенных ИК-7 на участие в спецоперации в составе ЧВК «Вагнер».

Одним из последних и, пожалуй, самых известных, сидельцев арейской колонии был бывший журналист «Коммерсанта» Иван Сафронов, которого осудили по статье о госизмене. В преддверии закрытия ИК-7 его перевели, предположительно, в Красноярск. А пять лет назад колония уже попадала в СМИ, когда начальник кинологического отделения ИК Никита Журавлев убил свою девушку, 29-летнюю Галину Миненко.

Возле стелы с названием села, как ни в чем не бывало, стоит большой баннер с предложением устроиться на работу в ИК-7 (аналогичный мы видели и в Громадске). Чуть в стороне разместился деревянный поклонный крест примерно в два человеческих роста.

Сельская колония, как писали на сайте «Зона-Маг», специализировалась на деревообработке. Рядом с трассой у спуска к Арейскому пока еще работает гуфсиновская площадка-магазин — аналог «Тюремка», но без запоминающегося названия. Тут распродают оставшиеся срубы, туалетные дачные кабинки, металлический кованый гриль, пиломатериал и прочие изделия.

На одном таком выжжены надпись «Вода закаляет тело, душ ИК-7 закаляет характер!» и рисунки банных принадлежностей почти в лубочном стиле. Это, по-видимому, была ширма для сцены:

— Ее в КВНе использовали, в какой-то самодеятельности, — поясняет тюремный юмор немногословный продавец магазина Валерий.

Торговую площадку после закрытия, по его словам, отдадут муниципалитету: люди из администрации уже приходили и осматривали ее. Что будет на территории площадки потом, Валерий не в курсе:

— У нас в России в любом случае не угадаешь, — опытно говорит он.

В целом будущее площадки мужчине, пожалуй, всё равно — как и судьба колонии, признаётся он. Валерий живет в Красноярске, а сюда лишь ездит на работу.

Колония и село Арейское расположены в низине, на берегу небольшого одноименного озера. Видим уже знакомую по Громадску картину: высокий забор из профнастила снаружи, ржавая труба, пустующие вышки надзирателей, советские здания-коробки на территории ИК. На входной группе размещаются малость выцветшие на солнце герб ФСИН с лентой-триколором и опознавательные знаки колонии. Впрочем, дальше неприветливо холодного зала ожиданий пройти не удастся.

Фактически можно сказать, что колонию № 7 уже закрыли. Заключенных в ней нет где-то с конца февраля, почти все сотрудники перевелись в другие учреждения, говорит нам повстречавшаяся на пути вольнонаемная работница ИК со стажем Антонина.

— Пока еще остались пенсионеры, вольнонаемные. Аттестованные уже где-то на других колониях числятся, но прикреплены пока здесь, потому что надо и подотчеты сдать, и всё рассказать, — говорит она.

Вообще «красота была»

По соседству с администрацией колонии находится местный Дом культуры. В фойе на втором этаже две пожилые женщины плетут маскировочную сеть — говорят, «для наших мальчиков, которые куют победу». Одна просит называть ее Надеждой Павловной, вторая не представляется. С их слов, всего сеткой с июля занимаются пять «плетушек» — местные пенсионерки, и иногда к ним подключают и детей. Пенсионерки говорят, что ходят сюда по возможности, но некоторые — как на работу, каждый день, и лишь в субботу и воскресенье оставляют немного времени на себя. Сколько всего они наплели, не знают, но в месяц выходит около ста сетей.

В ДК работают спортзал и библиотека. У входа в читальный зал на вешалке блестит костюм Деда Мороза, видимо, оставшийся с новогодних праздников. На книжных полках на видном месте представлен уголок красноярских авторов: собрание сочинений Виктора Астафьева и несколько томиков Александра Бушкова, создателя остросюжетной серии «Пиранья». Тут же, очевидно, занимаются гимнастикой или йогой: напротив шкафов с книгами свободная зона с большим зеркалом и спортивными матами.

Уже в ДК вырисовываются отличия в настроениях жителей Громадска и Арейского. В Арейском практически все, с кем пообщались корреспонденты NGS24.RU, полагают, что закрытие колонии на жизни самого села уже никак не скажется.

— Дело в том, что раньше у нас был поселок закрытого типа. Проехать чужим было нельзя, шлагбаум стоял. И все жилые дома, вся инфраструктура, социальные объекты — всё принадлежало колонии, — поясняет директор Дома культуры Ирина Шадчина. — А с 2006 года весь поселок — это собственность муниципалитета. То есть сами жители от ухода колонии ничего не теряют.

По «колониальным» временам некоторые жители откровенно скучают. Говорят, тогда и дороги вовремя убирали, и свет проводили, и вообще «красота была».

— Сейчас колония ничем не помогает, — раздосадована не представившаяся пенсионерка-«плетушка». — Вот когда мы [село] были в колонии, тогда она заботилась о поселке, строила здесь всё. У меня муж крановщиком работал, он тут построил целую улицу новую, и на горе коттеджи построил. А как нас [муниципалам] передали, ничего не строится.

Справедливости ради, недавно в Арейском всё-таки построили ФАП. Аккуратное и чистое модульное здание поставили на въезде в село. Пункт, правда, закрыт уже больше восьми месяцев — местная фельдшерица, долго проработавшая в Арейском, ушла на пенсию, а замены ей не нашли.

— Она ушла, и всё, и мы уже никому не нужны. У нас нет фельдшера, и никого не волнует, — возмущается пенсионерка.

Некрасивый казус, по ее словам, произошел и с местным детским садом. Старое здание стояло прямо на берегу озера — ветшало, но работало. В какой-то момент чиновники и депутаты пообещали построить новое, но для начала убедили местных родителей, что старое здание нужно снести, а с детьми временно могут посидеть и родственники, поясняет женщина:

— Детский сад на озере, конечно, ремонта просил, поэтому все и согласились. А старое здание снесли, и всё — забыли, что нужно детский сад строить.

Еще одна беда Арейского — здесь нет водопровода. Некоторые жители бурят скважины, по территории села разбросаны деревенские колодцы, но вода из них не питьевая — «годится только, чтобы полы помыть».

— А в колонии была вода или заключенные тоже без нее сидели?

— Зачем без воды? Вода у них была — такая, техническая. У них удобства вообще были лучше, чем у жильцов. У нас вон туалет на улице, — поясняет безымянная пенсионерка. — А колония воду от озера тянула. Им без конца санстанция предписания выписывала: «Очистные сооружения ставьте, воду проводите». А кто ее ведет? Никто не ведет. Они постоянно штрафы только оплачивали.

Что может потерять Арейское с ликвидацией колонии ИК-7 — так это Дом культуры. Он, в отличие от всего остального, до сих пор принадлежит ГУФСИН по Красноярскому краю, поясняет директор Ирина Шадчина. И поэтому, по сути, должен закрыться вместе с учреждением. Последнее время ДК работает от управления культуры по договору безвозмездного пользования с колонией. Но раз ИК-7 ликвидируют, то и заключать договор будет не с кем.

— И потеряем мы культуру. А к нам сюда дети ходят, бабушки, — говорит Шадчина.

Ирина — бойкая, энергичная женщина, возглавляющая ДК с 2004 года. Она вспоминает, что несколько лет назад при одном из прежних начальников колонии село уже чуть было не потеряло ДК. Начальник не проводил в здании ремонт, не видел в нем нужды и потому планировал закрыть. Тогда Ирина Шадчина Дом культуры отстояла, правда, это стоило ей глаза: на нервах один перестал видеть.

Сейчас она не исключает, что за ДК вновь развернется «бойня» между муниципалитетом и ГУФСИН.

— Ну ничего, второй глаз у меня еще есть, — говорит директор.

Население Арейского — около 2000 человек, но это с учетом окружающих его дач, которые приписали к селу. В «историческом» же Арейском проживает в два раза меньше людей. По словам местных, село в последние годы само по себе превращается в дачный поселок.

— Молодежь уезжает, потому что работы нет. Пенсионеры остаются, потому что им деваться некуда. Если дети у них уехали, то они просто живут как на даче, — рассказывает безымянная пенсионерка. — Приезжих много дачников. Люди из города приезжают, покупают дома, занимаются огородом.

По оценкам сотрудницы ИК Антонины, в дачном режиме живет пол-села:

— На зиму уезжают в город, а потом летом приезжают и живут. Хоть здесь и болото, но Красноярск же рядом, автобусы ходят пять раз в день. У нас самих в городе есть квартира.

Дачники, впрочем, подкинули и проблем в деревенскую жизнь. Некоторые бросают в селе собак, те через несколько месяцев дичают, сбиваются в стаи и нападают на людей.

— Это хорошо, что вы на машине приехали. Если бы пешком сверху пошли, они бы напали, — предупреждает пенсионерка. — Бродячие собаки там возле бывшего свинарника колонии живут, в сторожевом домике. Были случаи у нас, да. Один раз даже батюшка от собаки ребенка спасал, отбивал его с жителями.

Свой деревянный православный храм — то, что выделяет Арейское среди дачных поселений. Храм к моменту нашего визита закрыт — батюшки на месте нет. «Звоните, я подъеду и открою храм. Живу рядом. О. Иоанн», — почти в рифму написано на доске объявлений.

В районе полудня в рабочий день на улицах Арейского вообще довольно пустынно. На пути нам попался водитель с маскировочной плетенкой в багажнике и гуляющий в одиночестве мальчик лет семи–восьми с игрушечным пистолетом. Ребенок остановился возле массивных ворот одного из домов и начал звать своего друга Богдана. Тот не отзывался.

— Может, ему позвонить? — даем непрошенный совет мы. — Есть его телефон?

— Телефон-то есть, а номера нет… — раздосадован мальчик. — Богдан!