— У нас не какой-то там «Макдоналдс». Всё чисто и по нормативам, — говорят сотрудники красноярской исправительной колонии № 22 (ул. Парашютная), в которой развернули довольно крупное пищевое производство на продажу. Организаторы бизнеса за решеткой сердятся, что многие с предубеждением относятся к их продукции. Корреспонденты NGS24.RU посмотрели своими глазами, как заключенные пекут печенье и лепят пельмени.
Кулинарный цех в женской колонии занимает совсем малую часть. Из 700 заключенных большинство задействовано на швейном производстве, и только 4 женщины работают «на продуктах».
У сотрудниц пищеблока дел невпроворот. Работают в две смены — с шести утра до пяти вечера и с пяти вечера до шести утра. Коллектив у женщин слаженный, знают друг друга давно. Все они, как говорят на зоне, — «многоходки», то есть сидят не впервые.
— Мы часто по заявкам работаем. Вот недавно пришлось напечь тонну печенья за три дня для ГПСУ (Главное промышленно-строительное управление ФСИН России. — Прим. ред.), — говорит 50-летняя заключенная Ольга. Женщина она вежливая, разговорчивая. Пока рассказывает, руки так и летают от стола к противню, ловко крутят сахарные крендельки из песочного теста.
Про жизнь до зоны говорить она категорически не хочет. Упоминает только, что сидит второй раз и оба раза — за убийство. На воле работала судовым поваром, кормила экипаж грузового корабля, который ходил на красноярский север.
— Как любая женщина, я на кухне хозяйка. Мне, конечно, больше выпечкой заниматься нравится, печенье вот, булочки. А на пельменях мы все вместе стоим, у нас же ручная лепка. Ну и заводим долгие разговоры: у кого скоро УДО подходит, у кого высвобождение, у кого свидание, — продолжает она свой рассказ.
По соседству стоит напарница Наташа. Она уже напекла гору блинов и теперь складывает их треугольниками, фасует по пакетам. Наташе 41 год, и у нее за плечами тоже два убийства.
— Я ведь до того, как я здесь оказалась, работала в кафе поваром. В основном салаты и холодные блюда крошила для банкетов. Но и тут я быстро всему остальному научилась. Вообще планирую после освобождения снова в кафе идти, — делится планами Наталья.
Долго отвлекаться на посетителей поварам нельзя. У бригады выставлен объем работы на смену, всё нужно успеть. В конце месяца женщины получают зарплату, которая равна минимальному размеру оплаты труда — чуть более 15 тысяч рублей. Деньги либо списываются в счет долгов и алиментов, либо остаются на счету у заключенных.
Сам цех, в котором работают осуждённые, действительно выглядит чистым.
— Да так, как нас проверяют, никого не проверяют! — эмоционально говорит начальница Центра трудовой адаптации осуждённых Наталья Страдзина. — И Роспотребнадзор, и общественники, и все кому не лень. Мы же сами это всё едим! У работниц у наших есть медицинские карты, анализы они сдают регулярно.
В комнате с морозилками хранятся уже расфасованные полуфабрикаты: котлеты, пельмени, манты, фаршированные блинчики. Помимо прямых продаж, учреждение предлагает свои заготовки в столовые детдомов, школ, больниц.
— Да, у нас немного цены выше рыночных. Но зато всё без сои и пальмового масла. Мясо мы тоже не абы где берем, покупаем у местных фермеров, — объясняет заместитель начальника колонии.
Пока у тюремного цеха только две розничные торговые точки: павильончик рядом с колонией и ларек на острове Татышев. Там продукцию ИК-22 берут на продажу перекупщики. В магазине при колонии килограмм пельменей (свинина, говядина) стоит 351 рубль, мантов — 350 рублей, печенье с сахаром — 165 рублей за кило, сдоба с повидлом — 26 рублей за штуку.
Наталья Страдзина с сожалением вспоминает, как пришлось отказаться от контракта с одной из красноярских школ из-за общественного давления. Скандал вокруг поставок полуфабрикатов из колонии к детскому столу поднял тогда руководитель «Общественного центра по борьбе с фальсификатом» Игорь Болбат.
— Уважаемые родители, как вы относитесь к тому, что котлеты и другие мясные полуфабрикаты в школьную столовую, где питаются ваши дети, будут делать в тюрьме заключенные? Понимаю, что это только бизнес и ничего личного, но я против, чтобы мой ребенок в школьной столовой питался продуктами с зоны. Более того, считаю недопустимым принимать такие решения без публичного обсуждения с родителями школьников, — писал он в соцсетях.
Общественность после этого скандала разделилась на два лагеря.
— Здоровых на зоне отправляют на тяжелые работы на улицу, а кашляющих оставляют в теплой кухне. Никто их не считает извергами, но чихнул, кашлянул, и что-то попало на будущие котлеты. Туберкулез уже не лечится пенициллином. Вы поинтересуйтесь процентом арестантов с болезнью, и желание кормить крох пропадет, — писали возмущенные комментаторы.
— А я пробовала их продукцию. В колбасе оказалось много мяса, в блинчиках — много творога. А у женщин, которые всё это делают под надзором, ни одна крошка на пол не падает. И в цехе — ни одна мышь не бегает, — парировали им оппоненты.
Договор с еще одной красноярской школой Наталья Страдзина всё-таки отстояла. Поставки туда продолжаются, а жалоб от детей или их родителей не бывает.
К слову, сертификацию и стандартизацию продуктового производства успешно прошел и цех Красноярской туберкулезной больницы при ФСИН. Там делают разные виды колбас.
— После того, как я сама попробовала колбасу, которую делают там, я в магазине другую брать перестала, — говорит Наталья Страдзина. — За качеством они там тоже следят!
Менеджеры по продажам ИК-22 не опускают руки и продолжают бороться с общественными предрассудками. Они делают презентации продукции на ярмарках и фестивалях, рассылают каталоги по фирмам и госучреждениям и уверяют, что всегда готовы к проверкам надзорных органов.
А вы бы купили продукты, сделанные заключенными?