Ищут уже 2 года: история девушки, таинственно пропавшей под Красноярском из центра для наркоманов

22 апреля 2016 года в Красноярске при таинственных обстоятельствах пропала 21-летняя Мелисса Пенклиди. Спустя 2 года о судьбе девушки ничего не известно, а недавно следователи возобновили расследование по уголовному делу «убийство». НГС.НОВОСТИ собрали подробности запутанной истории.

Мама девушки Анна Пенклиди с тоской вспоминает события 2014-го: Мелисса встречалась с Виктором, они жили вместе в 3-комнатной квартире его отца. О том, что парень курит наркотики, Анна слышала от знакомых, но сама никогда не видела его «под кайфом».

«Сколько они приезжали — вполне нормальный молодой человек. Я видела героиновых наркоманов, нет, это нормальный адекватный парень, подозрений он у меня не вызывал», — рассказывает Анна.

Тогда, в 2014 году, Анна ждала второго ребенка, дома был ремонт и дочь Мелисса согласилась приехать помочь с уборкой.

«Она зашла, я вижу — не мой ребенок. Пить — не пила, дышит нормально, перегара нет, но глаза бегают. Понимаю, что она накурилась», — вспоминает мама девушки.

Дочку отругали, но внимания инциденту не придали. С парнем провели «серьезную беседу», и пара рассталась.

Летом сдалась строящаяся в долевое квартира в «Белых Росах» и Мелисса стала жить отдельно. В течение года родители еще дважды ловили ребенка под «спайсом». Было решено отправить девушку на лечение в клинику на Пархоменко, но спустя месяц лечение прервали по состоянию здоровья. Вместо этого девушка решает ходить на анонимные встречи, но в один из дней заявляет матери: больше туда не пойдёт, там «один утырок клеится и не дает прохода».

Очередной рецидив случается в декабре 2015 года, и родители через скорую и полицию отправляют дочь в наркодиспансер на Комбайностроителей. Там медики разводят руками: «Мы её прокапаем, но дальше нужна реабилитация». Лечащий врач советует отправить девушку в центр «Спарта» в селе Талое Ирбейского района, говорит, что в диспансере «их гладят по головке, она позвонит и вы её тут же заберете».

Это «Спарта»

30 декабря девушку выписывают из клиники и она соглашается на предложение родителей поехать в реабилитационный центр. Трое директоров центра встречаются с Мелиссой у подъезда её дома, чтобы рассказать, как будет проходить лечение. Отчим девушки сидит в машине на расстоянии и издалека наблюдает за происходящим. Он видит, как девушка садится в машину и уезжает с парнями.

«Я звоню ей на телефон — она говорит: "Мам, всё, я поеду в центр!". Я не ожидала, что так сразу. Говорю: "Тебя хоть там не силой забрали?". У нее еще такой заливистый смех: "Мам, меня и силой? Ха-ха-ха". — "А вещи?" — "В офис привезете, завтра машина поедет следующая"», — вспоминает Анна.

В тот же день родители отвозят вещи Мелиссы в офис, подписывают договор и знакомятся с условиями реабилитации. Звонки родным — раз в месяц, письма — неограниченно, по субботам родительское собрание. Можно передавать посылки — сигареты, конфеты, печенье: «Покупайте побольше — килограмм-два, потому что ребята отказываются от наркотиков и нужно их чем-то заменить». Плата в месяц за содержание 20 тысяч рублей.

На первом родительском собрании в офисе на Краснодарской родителям заявляют: «Вы все созависимы, и пока не измените своё отношение к ребенку, он так и будет употреблять наркотики. Правила просты: не целовать, не лелеять, не писать слезные письма, отдали — и пусть борются».

Спустя месяц, в феврале, правила «игры» неожиданно меняются. Теперь письма разрешают писать раз в 2 недели. Анна передает дочери пачку конвертов, но записки все равно приходят не запечатанными. В центре смеются: «Анна Федоровна, вы такие глупые вопросы задаете, ну кто их читает?».

В марте на одном из родительских собраний мама девушки, проходящей реабилитацию вместе с Мелиссой, публично зачитывает пришедшее ей письмо.

«Она пишет, что над ней издеваются, не кормят, лишают сна, еды, всего. Мама читает и плачет», — говорит Анна.

Родителям объясняют: это кризис 2 месяцев, «девушка не хочет лечиться, она наркоманка, навесила лапшу матери, чтобы ее забрали».

Последний телефонный разговор Анны и Мелиссы состоялся 10 марта.

«"Мелисс, как ты?" — "Да все хорошо". — "Что такой голос у тебя? Боишься заплакать? Скучаешь?" — "Да, мам". — "Ну, у тебя все нормально?" — "Да, мам, нормально". — "Что тебе прислать?" — "Мам, купи мне дешевые сигареты". — "Зачем дешевые, ты там кашлять будешь..." — "Ай, мам, не бери дорогие, правда, мам, не бери, дорого"», — дословно вспоминает последний разговор мама Мелиссы.

В апреле поговорить с Мелиссой матери уже не дали, ей оставалось 2 недели до завершения первого шага, после чего девушка могла уехать домой. В центре сказали, что Мелисса «раскисла из-за письма», и попросили не трогать.

Параллельно в семье Пенклиди начинаются финансовые трудности и денег на оплату лечения катастрофически не хватает. Мама решает продать квартиру Мелиссы и купить новую в долевое.

16 апреля Анна звонит наставнице из центра и просит зачитать письмо от дочери, но письма нет. Только устное послание: «На второй шаг не пойду, пусть мама не питает иллюзий». В центре говорят, что дочка обиделась из-за квартиры.

Дома запели игрушки

В ночь со вторника на среду дома у Мелиссы Пенклиди неожиданно начали происходить странные вещи.

Анна слышит, как в квартире поочередно начинают играть музыкальные игрушки маленького Семёна, выключает их и идет на кухню курить под вытяжку.

«Я затягиваюсь и слышу за спиной рычание. Бросаю сигарету, бегу к мужу, бужу его, он не просыпается. Я кричу на всю квартиру, он открывает глаза, начинаю объяснять. Время 2–3 часа ночи, и тут мы слышим, как у нас хрипит ребенок. Забегаем, он сидит на кровати, держится за горло и у него большие-большие глаза. Мы хватаем Сёмена. Захлебнулся что ли? Он ночью пьет водичку из бутылочки, она стоит в изголовье кровати», — говорит Анна.

Среда проходит относительно спокойно — вечером снова играет одна из игрушек. В четверг Анна забирает с почты посылку — ароматические саше. Она кладёт кристаллы в мешочек от бижутерии Мелиссы и вешает его на светильник в коридоре.

«Иду на кухню и слышу дикий крик. Ребенок просто заливается, у него истерика. Семён смотрит на мешочек из зала в коридор и орет благим матом, мы его берем на руки, его трясет, как будто мороз. Одеваемся, идем на улицу. Там все нормально, только подходим к двери, я проворачиваю ключ и у него опять начинается истерика», — рассказывает Анна.

Растерявшиеся родители вызывают скорую помощь и рассказывают медикам, что дочь баловалась наркотиками и малыш мог случайно что-то найти и съесть.

Врач говорит, что это галлюцинации: «Ребенок нормальный, но он кого-то видит».

Позднее в больнице малышу ставят укол от аллергии, но по возвращении домой ребёнок вновь вцепляется руками в маму и начинает истошно кричать. В 9 утра Анне звонит дежурный врач. Выслушав историю от начала и до конца, женщина заявляет: «Вам не я нужна, вам нужен батюшка».

«Я в этот момент понимаю: что-то произошло. Звоню и сразу спрашиваю: "Что произошло с Мелиссой?". Несколько секунд пауза: "А я только собирался тебе звонить. Она в 7 утра убежала"», — вспоминает Анна.

В самом центре маме рассказывают: «Мелисса покурила в шкаф и была наказана — её отправили подметать футбольное поле, откуда она и сбежала». Заявление в полицию не пишут и надеются отыскать девушку своими силами.

К вечеру в посёлке нашли свидетеля. Местная жительница заявила, что видела, как Мелисса в красном платке села в «Жигули» и уехала. За рулем машины были «бабка с дедом».

В субботу девушка дома так и не появилась. Родители пишут заявление в полицию в Красноярске, параллельно заявление пишут директора «Спарты» в Ирбее.

«Через два дня привозят вещи из центра. Муж заходит в комнату и держит в руках красный палантин и не смотрит меня. И мы понимаем, что наша дочь не убегала и свидетель это липовый», — говорит Анна.

К делу подключаются СМИ и волонтеры, ориентировки с фотографиями Мелиссы появляются в соцсетях, на автобусных остановках и досках объявлений. 17 июня 2016 года следователи возбуждают уголовное дело по ч. 1 ст. 105 УК РФ «Убийство». Первой подозреваемой по делу становится мать Мелиссы.

«Одна из версий полиции — я выдумала всё сама, продала её квартиру и её прибила. Когда мы только добились уголовного дела, мне сразу позвонили: "Почему вы продали её квартиру?". Я говорю: "Так, погодите, я продала свою квартиру, фактически это моя квартира, я купила её дочери, но квартира-то моя! Откуда у 20-летней девочки 2 миллиона?"», — говорит Анна.

4 августа дело передали из Ирбея в Красноярск. В ноябре 2016 года родители пишут письмо Бастрыкину — председателю Следственного комитета России, а спустя год идут на приём к его заместителю — Лозутову. Там было обещано «дело возобновить и не закрывать до первого результата». В феврале 2018 года дело официально возобновили и Анну вновь вызвали в Следственный комитет:

«Сказали, что хотят посадить меня на полиграф. Я самому генералу на приеме сказала: "Игорь Валерьевич (Напалков. — Прим. ред.), а как вы думаете, я что, сидела за забором с лопатой и ждала, когда моя дочь побежит?"».

За провинности заливали водой

Вместе с Мелиссой зимой-весной 2016 года в центре «Спарта» проходили реабилитацию около 30 человек. Сама Мелисса писала в письме к матери, что у нее здесь «день сурка» — «группа на троечку, мало с кем нормальные отношения».

Проходившая реабилитацию вместе Мелиссой Ангелина Скалкина (имя изменено) делится распорядком дня: подъем в 8 утра, завтрак, настрой на утро, труд, зарядка, написание анализа, сдача анализа. На письменную работу в день — до 2 часов, остальное трудотерапия — пилить и колоть дрова, таскать воду с колонки, убирать снег со двора, готовить кушать.

Кормили, по словам Ангелины, скудно. Утром — каша, в обед — каша и суп, вечером рожки или гречка. Жирной пищи не было — «на 15 человек — один окорочок в суп». Готовили сами, даже те, кто не умеют. А за воровство еды с кухни могли наказать всю группу.

«Могли на полпорции посадить на несколько дней, оставить без хлеба. Если кто-то сильно опаздывает, минут на 15, группа садится писать. Мы писали по 36 часов. Без обеда, без завтрака, ужина, без ничего. Спать не давали, сидишь пишешь одну фразу про Герберта Спенсера, и так до последнего человека. Если кто-то начинает засыпать, его обливают водой», — вспоминает Ангелина.

Обливания в «Спарте» практиковали и в качестве ежедневной процедуры — утром или после тихого часа.

«Обливаниями они якобы проводили нас в себя. Могли попросить раздеться до штанов и футболки, могли заливать одетого. Например, копаешь яму в мороз, начинаешь права качать, выражать недовольство, что они не имеют права, и они начинают заливать тебя водой. Им было все равно, что людям в этой одежде потом ходить, потому что ее просушить потом просто невозможно», — говорит Ангелина.

Слова Ангелины подтверждает и дневник Мелиссы, который вернули родителям вместе с вещами. Девушка пишет: «Иду на труды с этой болью, психую, сажусь курю и не тружусь, все говорят — не гони, сейчас зальют. Заливают. Я стою, говорят — трудись, стою. Уже черт знает сколько вёдер на меня вылили».

Помимо обливаний воспитанники «Спарты» вспоминают и другие наказания.

«На мужском доме избивали мальчишек очень сильно. Им очень сильно доставалось, девочек тоже не жалели. У нас была Комарова (имя изменено), ее могли в ковер закатать, могли за волосы вытащить из дома и отпинать на улице. Но у нее было расстройство психики, она могла ночью залезть и съесть что-нибудь на кухне», — вспоминает Ангелина.

Мелиссу Ангелина помнит хорошо. Говорит, что девушка была подавленной, хотела скорее пройти курс и поехать домой. При ней Мелиссу не наказывали водой и не били, но «давили морально». В то, что Мелисса могла убежать из центра, Ангелина не верит.

«Я не поверю, что за несколько дней до выезда она куда-то побежит. Они могли просто ударить и нечаянно убить её. Они даже на состояние здоровья не смотрели — можно тебе обливаться этой ледяной водой, нельзя, можно тебе нырять, нельзя, — иди ныряй! Остановится твое сердце, да и фиг с тобой, ты же употреблял столько времени, ты же не боялся. Возможно, она начала обливаться и так же сердце не выдержало и остановилось, им параллельно на это все было», — предполагает Ангелина.

День пропажи Мелиссы хорошо запомнил другой реабилитант — Анатолий (имя изменено).

«Мы писали всю ночь, а потом вышли покурить. Ей курить запретили, и она осталась в доме и покурила в печку. Её отругали и отправили на улицу копать яму. Там это популярное наказание — копаешь яму с утра до вечера, так же бегаешь на зарядку и всё со всеми делаешь. Мелисса ушла копать, потом зашла девушка-наставница, сказала, что Мелисса замерзла, и взяла ей куртку. Вышла, а Мелиссы уже нет. Хватились ее минут через 5. И всё, она куда-то исчезла», — вспоминает Анатолий.

Позиция «Спарты»

Реабилитационным центром «Спарта» руководили трое мужчин — Иван Шишлонов, Георгий Стариков и Денис Шнайдер.

Согласно базе данных «СПАРК», центр социальной помощи «Спарта» был создан летом 2015 года Шишлоновым и Стариковым. После истории с Мелиссой Пенклиди родители пропавшей девушки начали жаловаться во всевозможные инстанции, и в ноябре 2016 года «Спарта» закрылась. Как рассказал НГС.НОВОСТИ сам Иван Шишлонов, учреждение закрыли из-за выявленных нарушений.

«В связи с тем, что у нас пропала Мелисса, на протяжении 8 месяцев нас проверяли все инстанции России, которые только существуют. И у нас выявили ряд нарушений — мы находимся в жилом помещении, а нам нужно находиться в нежилом. В связи с этим нам пришлось ликвидироваться. Хотя мы не позиционировали себя как реабилитационный центр, мы позиционировались как центр социальных услуг, а это совершенно другие документы», — сообщил Иван Шишлонов.

Он также рассказал, что Мелисса вышла из реабилитационного центра и покинула его территорию самостоятельно, как это было, никто не видел. Побои и наказания, по словам Шишлонова, — ложь и клевета.

«Есть там 2–4 человека, которые до сих пор находятся в употреблении и говорят такую ложную информацию. За всю работу реабилитационного центра — и на этот вопрос я отвечал на полиграфе в полиции — ни разу никто никого не тронул пальцем. Никогда в жизни там никого не обливали холодной водой, это было по собственному желанию, они обливались сами — закалялись после пробежки утром. И когда они зимой ныряли в прорубь — это тоже было все по собственному желанию. Реабилитационный центр — это режимное заведение, где очень часто людям не нравится дисциплина. У нас все по распорядку, но некоторые люди видят это как издевательство, как насилие», — заявил Иван.

Шишлонов также отметил, что у них есть «трезвые выпускники», которые проходили лечение в одно время с Мелиссой, и они могут дать более объективную картину происходящего. Мы позвонили по одному из переданных нам номеров и попали на девушку по имени Анастасия.

«Я была на смене стажером. Да, там есть режим, и за нарушение этого режима шли наказания. Я там находилась 7 месяцев, и за это время меня ни разу не ударили, ничего подобного не было. Были какие-то физические терапии, когда мы бегали, ныряли, были обливания холодной водой. Когда человек бунтует и не может долго прийти в себя, не будешь же его бить, просто как терапия — идешь обливаешься холодной водой, и это помогает. Если человек употреблял высокие наркотики, а тут его полили водичкой, и он бедный-несчастный... Я не вижу в этом ничего такого. Иногда лишали сладких полдников, когда плохо себя вели. А так еда всегда была, голодом никого не держали», — рассказала нам Анастасия.

За 2 года с момента пропажи Мелиссы о девушке не были никаких новостей. Мать пропавшей Анна Пенклиди настаивает — дочь никогда не стала бы от нее прятаться.

«Моя дочь могла убежать после того, что там происходило. Но я даю 100 % на то, что от меня бы она не пряталась», — говорит Анна Пенклиди.