«Мы никому не нужны, нас все бросили. Ну и ладно» — как на обочине федеральной трассы «Енисей» живет странный поселок

За 80 км от Красноярска, недалеко от Красноярской ГЭС, прямо на обочине федеральной трассы «Енисей» доживает свои последние годы маленький таежный поселок Верхняя Бирюса. Он появился на базе лесхоза в прошлом веке. И все его жители так или иначе были связаны с лесом. Теперь здесь ни предприятий, ни магазинов, ни школы, ни аптеки, и даже дрова они не могут у себя заготовить. Но, кажется, оставшихся тут выживать людей это не сломило. Корреспонденты NGS24.RU Алексей Тайганавт и Маша Ленц съездили в гости к жителям.

Их богом и начальниками забытый поселок всегда у всех на виду. Окна старых домов через метровый бурьян смотрят на федеральную трассу «Енисей». По которой прут большегрузы; с шумом проносятся легковушки с пассажирами по делам и на отдых в Хакасию.

Машины особенно слышно ночью, когда Верхняя Бирюса — поселок в одну улицу, большая часть домов которой заброшена — погружается в темноту. И видно только силуэт горы, у подножия которой приютилось селение.

В минуты затишья, слышно, как течет небольшая речка Бирюса. Извилистая граница между большой дорогой и маленькими избами. Она будто еще сильнее отделяет поселок от остального мира. Хотя в советское время наоборот — связывала. Тогда здесь во всю готовили древесину и сплавляли ее вниз по течению.

Свернув с федеральной трассы, в поселок мы заезжаем по старому мосту.

Сразу слева в могучих зарослях репейника пустует незатейливая детская площадка. С цветными горками и качелями.

На улице никого. И даже лая собак не слышно.

В окне дома на отшибе появляется человек, он трёт мутное окно мыльной тряпкой, не обращая на нас внимания. Идем по центральной и единственной тут улице Лесной.

У заборов — насыпь угля, прикрытая пленкой от дождя, поленницы дров; дальше — синий «Беларус», он явно на ходу; на деревянных подпорках замер красный «запорожец» — когда-то самое дешевое изделие советского автопрома. Напротив мини-трактор, тоже из эпохи СССР.

— К нам, когда заезжают с трассы — бывает, что магазин ищут — то говорят: «А мы думали тут баптисты какие-то живут», — встречает нас на улице Татьяна Демченко. Она в поселке староста на общественных началах. Добавляет. — Почему баптисты вообще непонятно, деревня что ли так выглядит?

Сначала тут был леспромхоз. Потом — Бирюсинское лесничество с учебно-опытным хозяйством СибГТУ. И абсолютное большинство местных были всегда связаны с лесхозом. Работали либо сами, либо их родные.

Татьяна Демченко именно так и очутилась в Верхней Бирюсе. Ее муж в свое время работал вальщиком леса, предложил ей «пожить тут немножко». А потом начались 90-е, говорит Татьяна, деваться стало некуда и это «немножко» растянулось почти на 40 лет.

— Здесь никто не живет — съехали давно, во-он тот дом тоже пустует, там хозяева умерли, вон в том вроде есть владельцы, но они в городе, сюда редко наведываются, — ведет нас по поселку Татьяна, показывая на калитки осиротевших домов: они подперты поленьями.

— С нашего края поселка живет человек двадцать, в том — еще пятнадцать. Всего около 60 домов из них плюс/минус 10 жилые. Это всё. Большинство тут пенсионеры, — говорит Татьяна Демченко. — Когда-то было раз в пять больше населения, даже начальная школа работала. А после третьего класса дети ездили учиться в Дивногорск.

За местными огородами — тайга, в какую сторону не посмотришь. Там сплошной бурелом, говорят местные, из-за этого они теперь туда не очень любят ходить.

— Первого сентября к нам с горы медведь спустился. Яблоньку сломал, поел ее. На второй день вернулся, доел все что оставалось, теперь нет больше яблоньки, — обыденно рассказывает Татьяна. — А еще в какой-то год волки на окраину заходили. Собачка на цепи сидела, они ее съели.

Идем вдоль Бирюсы. Речка сейчас умиротворенная, затягивается льдом, готовится в зиму. Но весной покажет свой тихий женский характер — разольется, размоет берега и подтопит участки. Так было уже много раз.

За минут 10 доходим до окраины, где в пожелтевших в зарослях стоит заброшенный дом. С нарочито небрежно заколоченными окнами.

— А это у нас сериал снимали, им нужны были глухие таежные места. По сценарию в этом доме прятались беглые зэки. Вот они для большего эффекта и приколотили доски, — поясняет Татьяна Демченко.

Эти съемки, да еще приезд в середине 90-х генерала Александра Лебедя, который тогда шел на губернаторские выборы, едва ли не главные события в жизни поселка за последние полвека.

После съемочной ничего не изменилось, а вот Лебедя тут поминают добрым словом. Когда он стал губернатором, в поселок наконец провели свет.

— Мы со свечками постоянно жили, получается. Дизель-генератор стоял, его на немножко включали, когда для пилорамы нужно было электричество, — рассказывает Татьяна Демченко. — А Лебедь мимо ехал и к нам заглянул, ну жители пожаловались, что живем рядом с ГЭС, а света нету до сих пор. Он нам тогда солярки привез, а потом и к ЛЭП подключили.

Сворачиваем обратно. По пути заглядываем к Татьяне в гости. Ее дом на две квартиры. Одна ее, во второй раньше была продуктовая лавка, где Татьяна работала и продавщицей, и заведующей, и кладовщиком. Год назад единственный на весь поселок магазин закрыли.

— Почему закрыли?

— Да кто знает? Тут все лесхозу принадлежит, приехала комиссия из института (поселок был на базе Бирюсинского лесничество учебно-опытного лесхоза СибГТУ — Прим. Ред.) в прошлом году, походили, сняли вывеску и закрыли. Я руководителя спрашиваю: «Как жить без хлеба?» Его раз в неделю привозили, еще соль, крупы, все необходимое такое и то по-маленькому. Он, знаете, что ответил? «А я здесь не живу, мне не нужен магазин».

Спасает близость к Дивногорску — до которого отсюда 40 км всего. Оставшийся в поселке народ ездит туда затариваться на неделю вперед.

Татьяна с гордостью показывает нам свою обновленную баню. В ней, кажется, еще стоит запах свежевыструганных досок. Уютно и как будто не из этой деревни — не вяжется с ней что-то новое.

На взъеме ее садового участка разглядываем советский раритет — полноприводный ЗИЛ-157, лохматых годов выпуска. Вот он здесь к месту. На нем муж Татьяны ездит в тайгу.

В огороде лениво, просто показать, что он тут, лает большой пес на привязи.

— Не бойтесь, он не кусается, он вообще-то из бездомных. Прибился к нам. У нас, знаете, люди едут по трассе, видят: деревня и бросают возле дороги котят и щенят. Постоянно так. Особенно весной. Ну, а мы что: кого-то приютим, кого-то в приют отдаем, — объясняет Татьяна.

К обеду поселок оживает. По дороге проезжает машина.

— Я щи сегодня наварила. Печенюшек настряпала, пошлите, чай попьем, — у забора своего дома нас встречает Любовь Мальцева.

Работала здесь фельдшером. Потом ее штатную единицу убрали. Со всеми болями местным теперь дорога в Дивногорск. Впрочем, иногда вести прием в поселке оттуда приезжает терапевт. Но бывает это не часто, делятся местные, последний раз врач приезжал сюда два месяца назад.

А Любовь Мальцева подрабатывает, где может и занимается хозяйством.

— У нас теперь ничего нет, ни начальства, ни магазина, ни медпункта. Даже взять несчастное это лекарство от головы. И то нет. Это такие километры ехать, — говорит Любовь Мальцева.

— Но, с другой стороны, вы тут сами по себе живете.

— Мы никому не нужны, нас все бросили, ну и ладно, по большему-то счету. Нам ничего не надо, но единственное: у нас нет интернета. А сейчас все через него. Оплатить, на прием к врачу записаться и так далее. Везде же требуется интернет.

Впрочем, местные хоть и ворчат, рады тому что есть хотя бы это. Они помнят времена, когда тут не было никакой связи вообще: в случае ЧП они выходили на трассу, передавали с попутками записку на пост ГАИ в Дивногорске, а инспекторы уже сообщали дальше.

Заходим в гости. В доме Мальцевых от хорошо протопленной печи по комнатам льется тепло. На диване от него сомлел пузатый котенок, почти не реагируя на появление редких здесь гостей.

Любовь разливает по кружкам собственного изготовления иван-чай. Ставит на стол печенье и варенье.

— В этом году всю ягоду в огороде птицы поели. Варенье я из фейхоа сварила. Там все просто: помыть, концы обрезать, на мелкие части нарезать, потом блендером вместе со шкуркой только — потому что в ней весь витамин. На килограмм фейхоа килограмм сахара. Все — готово. Хоть с блинами, хоть так ешь, — угощает бывший фельдшер Любовь Мальцева и чтобы поддержать разговор, продолжает, — вот надо за печку браться, дымить начала. Пятнадцать лет ей уже, лопается местами.

— Чем топите?

— Топимся дровами. Раньше было проще, потому что своя пилорама, заготовка была, люди покупали на месте. А сейчас из города привозят чурки, — вмешивается в разговор староста Татьяна.

— В лес со своими дровами?

— Пилорамы уже нет, а брать в тайге нельзя, запрещено. Год назад люди в лесу валежник собирали, и кто-то сообщил на них. Этих парней арестовали, завели дело. А потом некоторые люди в поселке еще и меня обвинили: якобы, это я про них рассказала. Мне пришлось писать заявление в полицию за клевету — все знают, что никогда не делала плохого людям.

— У вас тут сложные взаимоотношения в поселке, я смотрю.

— Ну такие соседи: или зависть у них, или еще что-то. Не знаю, — говорит Татьяна. — Раньше очень дружно жили, все друг другу помогали. А несколько лет назад посторонние приехали, как говорится, не местные, то вот все и началось. Они с бывшим руководством лесхоза связаны. Живут обособленно, по своим правилам, не как у нас принято было всегда.

Вместе со старостой Татьяной Демченко мы идем в другой конец Верхней Бирюсы. Мимо бурьяна, замшелых, падающих заборов.

— В конце поселка у нас пара в бане живет уже сколько времени. У них дом сгорел, а лесхоз новый не дает, хотя тут вон сколько жилья, — обыденно рассказывает Татьяна на ходу эпизоды из жизни какого-то другого мира.

А пока нас встречает у своего дома еще один житель Верхней Бирюсы. Александру Васильеву за 70, в поселке он с 2003 года, работал механизатором, валил лес.

— У меня в квартире потолок вот-вот упадет. Привязал его там к брусу своими силами, пойдемте покажу, — заводит нас в дом Александр. — Дом старый, принадлежит лесхозу, и вот они мне все никак ремонт не могут сделать. Я пока целлофаном дырочки в крыше заткнул. Валится все. Живу до последнего как говорится.

— Дальше что?

— А кто же его знает? Шалаш в тайге пойду сделаю, буду там жить, — смеется Александр. — Нам же никто ничего не говорит. Никакой информации нету от института (СибГТУ — Прим. Ред). Хоть бы предупредили, что мы закрываемся, выживайте сами, как-то старайтесь, закупайтесь. А то придут, скажут освобождайте жилплощадь.

— А почему дом не приватизировали?

— У нас домов 10 успели оформить в свое время. А потом как-то трудно с этим стало. Так что остальное все лесничеству принадлежит, получается.

А пока Александр Васильев упаковывает продукты. Скоро пойдет на окраину поселка кормить осиротевшую собаку. Так делает уже год, каждый день

— Ну, хозяева у нее поумирали. Жалко собаку. Пойду туда в дом варить ей еду, чтобы не таскать.

— К себе забрать пса проще было бы

— Куда мне, свой вон во дворе сидит!

Идем на окраину поселка. Здесь на берегу стоит водонапорная башня. «Построить-то ее построили, только никогда не использовали, так все время воду из речки и таскали» — комментирует Татьяна Демченко.

Рядом огромное по местным меркам двухэтажное здание из железобетона. Кажется, в нем могли бы уместиться все жители поселка и еще бы место осталось.

Здание, как и большинство тут — заброшенное. Разбитые рамы, обвалившийся кафель, остатки холодильника «Бирюса» и прилавков.

— А это столовая бывшая. Для практикантов строили, у нас же учебное хозяйство было. Наверху, наверное, жить могли, этого точно не знаю, — рассказывает Татьяна. — Но сколько я тут живу, она ни разу не работала. А со временем все растащили. Тут такое хорошее оборудование было, печки там, и посуда, и все. Теперь пустырь, никому ничего не нужно.

Словно опровергая ее слова, слышим легкий хруст в коридоре: оттуда из темного проема на нас выжидательно смотрит пес. И убегает на улицу.

Оказывается, тот самый, что уже год живет в одиночку, без хозяев. Никому не нужный, кроме пожилого сельчанина, который еще на что-то надеется и ходит его кормить…