На крупных выборах мы стараемся съездить в сельскую местность, чтобы пообщаться с местными, узнать, как они живут и как голосуют. В этот раз наша команда отправилась в село Верх-Казанка Большемуртинского района. Оно находится не далеко не близко — два часа езды на машине к северу от Красноярска, из них полтора по асфальту и полчаса по грунтовке. Журналистка NGS24.RU Мария Антюшева поговорила с сельчанами о политике.
Я выбрала Верх-Казанку, потому что один раз уже была в ней — летом 2018 года делала репортаж о том, как автобус перестал ходить между селом и райцентром и жители оказались отрезаны от мира. Мне было интересно, что изменилось.
Местечко вроде не так уж далеко от города, но с телефонной связью не всё гладко — в зависимости от сотового оператора может работать, а может и нет. У меня вообще не работала.
В селе три улицы идут вдоль и четыре — поперек. В центре стоит старая деревянная школа, почта, фельдшерско-акушерский пункт (ФАП), сельсовет, сельский клуб и три магазина. Все три — универсальные. То есть в них и продукты, и одежда, и всё для хозяйства.
На окраине села строят новую двухэтажную школу, в ней будет 80 мест для учеников и 35 мест для детсадовцев. В селе не наберется столько детей, так что будут подвозить на школьном автобусе из соседних деревень.
Мы приезжаем 15 марта, в пятницу, в первый день голосования. Выходим из машины и обращаемся к первой же прохожей, начинаем расспрашивать про житье-бытье.
— Школу новую строят, надеюсь, рабочие места будут. Работы-то нет, поэтому все уезжают. Ездить 30 километров до Большой Мурты — это многим тяжело, не по карману. У моего мужа машина, я езжу, работаю там в кафе. А у кого нет машины… Автобус ходит четыре дня в неделю: понедельник, среда, пятница и воскресенье. Если даже устроиться на работу, то придется на такси ездить, а такси — 1000 рублей в одну сторону, — делится женщина по имени Елена Анатольевна.
Голосовать собирается за Путина. От вопроса «Почему именно за него?» слегка теряется.
— Ну потому что, не знаю, он уже сколько лет в Москве, уже всё держит. Не знаю, как-то доверяем ему, что ли, — говорит Елена Анатольевна.
Заходим в один из магазинов. Продавец тоже уверенно отдает голос за Путина.
— Ну потому что он хороший политик. Меня всё устраивает. Он вообще молодец.
— За последние два года у вас жизнь изменилась?
— Как было нормально, так и есть. А если бы спросили за 20 лет, я бы сказала, что очень хорошо изменилось (смеется). Мне нравится, что он во внешней политике всё очень хорошо [делает], за страну вообще.
— А внутренняя политика?
— Ну тоже хорошо: и детям дают пособия, и пенсия увеличивается помаленьку. С работой в поселке, конечно, не очень. У нас никаких предприятий нет. Кто-то по вахтам ездит. Слава богу, школу у нас строят. В этом году, надеюсь, сдадут.
В соседнем магазине продавец Елена Николаевна тоже не против поговорить. Она родилась на Севере, потом долго жила с мужем в Красноярске, родила там двух детей.
— Когда уже на пенсию вышли, то посчитали, что смысла нет в городе оставаться. Что сидеть на пятой точке? Здесь дом, огород, здесь движение. Это не город, здесь всё спокойно, тихо. Вы летом приезжайте к нам, у нас здесь тишина, и птички поют, и воздух свежий, так что здесь всё нормально у нас, — говорит Елена Николаевна.
Переходим к разговору о выборах и выборе.
— За Путина, за кого еще? Знаете, как говорят: на переправе коней не меняют. Поэтому в данной ситуации это самый лучший вариант.
— Под переправой вы имеете в виду…
— Вообще полностью ситуацию в стране. Только он смог выправить страну. Помните, что до этого было в 90-х? Я помню, когда у меня маленькие дети были и когда зарплату не давали по полгода.
— За последние два года ваша жизнь как-то изменилась?
— Сын старший на СВО. Вот это самое большое изменение. Мобилизованный.
— Как вы восприняли, когда повестка пришла?
— Надо значит надо. Дожидаться того, как было в 41-м году, когда на нас нападут и война будет на нашей территории, это недопустимо. Было бы просто больше жертв. Причем со стороны мирного населения. Да, мне страшно за сына. Но он служил в ВДВ. Даст Бог, справимся. Еще в городе много раздолбаев ходит, которых можно было бы туда отправить, — подытоживает Елена Николаевна.
Олеся Сергеевна не работает — сидит дома с тремя детьми, младшему 13 лет, старший оканчивает девятый класс. Ее 40-летний муж раньше катался по вахтам, а теперь строит школу. Хотел записаться по контракту, но жена была против.
— Он хотел сначала, а я говорю: «Даже не вздумай». У нас же трое ребятишек! Тем более как в интернет залезешь, почитаешь новости — сколько там гибнет. Не-не-не, — говорит Олеся Сергеевна.
Тем не менее вопрос о выборе кандидата для нее не стоял.
— Ну за кого, за кого? За того самого, за Путина. Да, большинство за Путина голосовало. Потому что Владимира Владимировича уже как бы знаем, а тех вот даже не знаем. Так, по телевизору смотрели, кто в кандидатах будет, а знать вообще не знаю их, никого, — поясняет многодетная мать.
На избирательном участке, как и везде по краю, идет викторина. Всем проголосовавшим дают талончик с номером, по нему можно выиграть квартиру, машину, смартфон, наушники или умную колонку. Нина Леонидовна дежурит как волонтер викторины. В Верх-Казанке она живет с первого класса школы, последние 10 лет работает заведующей в сельском клубе.
— Свой поселок мы любим, он всегда у нас был хорошим, красивым, родным. Мероприятия проводим, концерты, кружки с ребятишками, с молодежью, пожилые тоже ходят. У нас много татарского населения, так что есть семейный клуб «Татарочка». Людей у нас, конечно, сейчас поменьше стало, особенно молодежи. Потому что работы нету. Была бы работа, мы бы здесь держались. Даже дети мои говорят, была бы работа, отсюда бы не уехали. Дочка и сын в Красноярске живут. А старший здесь, в лесничестве работает. Он там всего один. Раньше был штат, при СССР еще, до тридцати человек доходило. А сейчас он один. Раньше, когда здесь лес заготавливали, люди работали бригадами, уедут на неделю, потом приезжают на выходные. А сейчас уже этого нет, — делится Нина Леонидовна.
Альфия Асатовна живет не в Верх-Казанке, а просто в Казанке — это деревня в пяти километрах, человек на 75. Пенсионерка охотно рассказывает, что прожила там всю жизнь, с 16 лет работала дояркой, вырастила двух дочек. Одна дочь теперь живет в Сухой Балке под Красноярском и воспитывает четверых своих, а другая осталась с матерью в Казанке с трехлетним малышом. 66-летний муж работает в Большой Мурте на свинокомплексе. Пожилая женщина немного обижена, что в ее деревушке закрыли избирательный участок и теперь ей приходится голосовать в Верх-Казанке. Но всё равно она в приподнятом настроении, смеется и шутит, показывая на свое плечо:
— Я говорю дочке: «Путина сюда выколоть хочу себе». Наколку сделать перед смертью. Узнала уже цену. Сорок тысяч, сказали, стоит. Я говорю: «Две пенсии хватит». Она говорит: «Мама с ума не сходи, тебя посадят за это». Я за Путина, пенсию хорошую получаем, слава богу, спасибо большое. Я Владимира Владимировича сильно люблю, — улыбается Альфия Асатовна.
Николай Иванович когда-то жил в Якутии, а лет 20 назад переехал сюда, к сыну.
— Вы на каждые выборы ходите?
— Нет, сегодня первый раз. За Путина хочу проголосовать. Он настоящий мужчина.
Выходим с участка и отправляемся гулять по улицам, прохожих почти нет. Наконец встречаем пенсионерку Валентину Николаевну, она как раз идет на участок.
— У нас всегда хорошо проходят выборы, особенно за президента, это же первая личность. Все люди, все россияне должны Родину любить, уважать и долг свой обязательно отдать.
— За кого вы?
— Только за Путина. Кандидатов больше нет у нас и не будет никогда. Он страну поднял. А сейчас надо закончить вот это всё с Украиной. Уладить, урегулировать это всё. Люди же наши, они их убивают, а их надо спасать. У моей сестры внук и зять там воюют. Трое детей оставили и воюют. Внуку 22, зятю 35–40 лет. Они из Сосновоборска. У нас много родственников и на Украине живет, просто сердце кровью обливается. Это по мужниной линии родственники. Мы с ними общались, а сейчас муж у меня умер, и они сказали, пока не надо [общаться], потому что те, которые с русскими разговаривают, их там уничтожают. Выслеживают. Сейчас же всё по спутнику, — говорит Валентина Николаевна.
Мужчина набирает воду из уличной колонки. Он приехал сюда из Кедрового в Емельяновском районе, чтобы навестить неходячую мать. Голосовать собирается позже у себя дома. За Путина, потому что «а за кого больше?»
Зульфия работает поваром в школе, куда ходит ее дочь. Старший сын учится в 100 километрах в Мендерле. Муж трудится на КрАЗе в Красноярске по схеме «четыре через два», дома бывает по выходным.
— За кого голосовать собираетесь?
— Ну, как и все, за Путина.
— Почему именно так?
— Не знаю.
— Ваша жизнь изменилась за последние пару лет?
— Да, изменилось даже к лучшему. Нам и зарплату повышают каждый год. Сейчас вот и детские дают хорошие. У нас лучше стало.
Возле здания сельсовета встречаем сельского главу. Он рассказывает, что в Верх-Казанке и Казанке в общей сложности живет более 380 человек, но по документам прописано еще больше. У некоторых дети и внуки прописаны тут, а живут в городе. Есть такие, кто купил в деревне жилье за материнский капитал, прописался и уехал, больше их никто не видел, участки зарастают травой. Видимо, надо было как-то вложить маткапитал.
— Школу новую строят, так что будем надеяться, что деревня будет жить. У нас только три магазина, ФАП, библиотека, школа. Фельдшер два раза в неделю выезжает в Казанку. Будут строить нынче новый ФАП, обещают. Новую почту обещают. А так, конечно, дети уезжают, как школу заканчивают. Никто не хочет оставаться. Молодых семей, которым по 40 лет или чуть за 40, таких четыре–пять семей, остальные пожилые, — говорит глава сельсовета.
По словам главы, из поселка 10 человек участвуют в спецоперации. Это и мобилизованные, и добровольцы, и контрактники. Один парень сейчас проходит срочную службу.
— Еще собираются двое по контракту пойти. После выборов документы доделаем, пойдут, надеюсь.
Напротив нас стоит дом Юлии, чей муж осенью уехал в зону СВО и почти сразу перестал выходить на связь.
— Она искала, искала Петю, ездила в часть. Ничего конкретного не привезла. Его нет нигде, ни в живых, ни в мертвых. Было бы проще, если бы уже сказали, что да. Пособие, деньги она не получает, потому что он пропавший. Это очень тяжело. У него трое детей. Дочь постарше и двое дошколят, — делится глава.
Мы стучим к Юлии, но ее нет дома. По нашей просьбе ей звонят, и мы говорим по телефону. Женщина заочно учится на юриста в техникуме в Красноярске, сейчас у нее сессия. С детьми ей помогают родители и брат с женой.
— Муж в начале был мобилизован. Но потом его как многодетного отпустили. Всех многодетных вернули в ноябре, а я добивалась через прокуратуру, чтобы его вернули. В конце января 2023 года только добилась. С этого момента мы домом занимались. У меня ЛПХ (личное подсобное хозяйство. — Прим. ред.), мы собирались строить птичник. Всё закупили, начали строить. А осенью он опять засобирался и быстренько уехал. Говорят, что люди, которые уже там побывали, их обратно тянет. А я вот с ноября его ищу. В январе ездила по госпиталям. Была в центральном опознавательном морге в Ростове. Оставила там его ДНК. Сдам сессию, если не будет новостей, снова поеду, — рассказывает нам Юлия.
Говорит, что голосовать будет обязательно, но за кого — еще не решила.
— Я еще не видела представленных кандидатов. Нет времени просматривать новости.
Мы возвращаемся на участок и встречаем первого и единственного за весь день молодого человека. Он прописан тут, а живет в Большой Мурте и ответственно приехал, чтобы проголосовать.
— Чтобы не думать на других, что кто-то выбрал за меня. Хочу, чтобы мой выбор остался.
Он второй после Юлии и последний, кто не хочет говорить, за кого отдал голос.
В какой-то момент члены комиссии берут переносные урны для голосования и идут по домам маломобильных односельчан. Здесь наберется полсотни людей, которые не могут сами прийти на участок в силу возраста и здоровья.
Интересно, что при поверхностном разговоре сельчане в основном благодарят власти. Но, пообщавшись с нами подольше, как будто проникаются доверием, начинают делиться и некоторыми обидами.
Например, я хвалю внутреннее убранство домов — ремонт как в городских квартирах. В ответ получаю: «При всех природных ресурсах в нашей стране люди не в таких домах должны жить». А когда разговор заходит об отоплении, то звучит досада: «Весь Казахстан газом пользуется, у нас в крае газ добывают, а мы без газа».
Отдельная боль — дрова. По закону жители сельской местности, имеют право раз в год получить от государства за небольшую плату делянку леса и заготовить 20 кубометров дров для отопления личного домохозяйства. Казалось бы, Верх-Казанка окружена лесами, но…
— Мы живем в деревне, дровами топимся, а не можем дров выписать. Понимаете? Человек обращается в лесничество, просит делянку, а ему не дают. Говорят: «Нет леса». Приходится дрова в Большой Мурте покупать. В Мурте администрация выписывает делянки, там люди заготавливают и продают. Есть такие лесозаготовители, которым выписывают. Видимо, выборочно выписывают. Машина дров — 30 тысяч рублей. Если дом теплый, то можно раз в день топить, тогда на зиму хватает, а если в доме дубак, то надо топить утром и вечером. Вопрос с дровами и в районе поднимали, а дело не двигается, — разводят руками жители.
Потом они спохватываются:
— Ой, вы что, на диктофон пишете? Вы что! Об этом нельзя говорить!
После разговора о дровах люди вспоминают про местного предпринимателя, который принципиально отказывается ходить на выборы именно из-за этой ситуации с лесом. По словам сельчан, у него своя пилорама, раньше он выручал местных, продавал им дрова подешевле, но сейчас ему не дают деляну. Мы отправляемся искать принципиального мужчину.
Бизнесмен просит не снимать его и не писать имени, но на вопросы отвечает откровенно. Он коренной житель — Верх-Казанку основали в начале XX века его предки, татары с Поволжья. Занимался лесозаготовкой, но теперь не может получить надел. Обвиняет в этом «местную мафию».
— Правда, что вы не собираетесь в выборах участвовать?
— В шоу? Это шоу, вы же знаете. Вот сейчас, даже если ходить не будем — Путин выиграет. Вы мне скажите, кто кандидатуры? В тот раз Собчак была, всякие клоуны были. А сейчас кто? Я их не знаю. У нас в правительстве кто только ни сидит, спортсмены какие-то, а экономистов-то нет. Я держу скот, 20 голов, мне 10 лет до пенсии, а смогу ли я так долго этим заниматься? У меня от коронавируса 70% поражения легких было, после этого диабет начался, пришлось уменьшить число скотины. Вы знаете, что такое сейчас скот держать, когда соляра дороже, чем 92-й бензин? Я не могу работника нанять, потому что надо ему платить зарплату, а у меня сбыта сейчас почти нет. Властям не нужны деревни. Что им надо? Идет газ, нефть, вот и всё, — говорит предприниматель.
Отправляемся в обратный путь, заезжаем в Казанку. Там удалось встретить только одного прохожего, он сообщил, что большинство домов пустуют. По его словам, в Казанке вообще нет никого кроме пенсионеров.
Дальше по дороге к трассе находится село Айтат, которое уже знакомо нашим читателям. Год назад наша команда приезжала сюда на похороны участника спецоперации, который снимался в новогоднем обращении Путина. Мы решаем заехать и сюда.
Людей на улицах нет, стучим в первую попавшуюся избу. Выходит бабушка, говорит уже привычные нам слова:
— За Путина, а за кого еще? Пенсии дают, всё дают. Молодец. Раньше не давали пенсию, ждали. А сейчас, вон, и война идет, а пенсию всё равно дают, — объясняет бабушка.
Мы спрашиваем, есть ли в селе молодые люди или хоть кто-то среднего возраста. Пенсионерка указывает дом. Стучим туда. К нам выходит 40-летний мужчина, который оказывается участником спецоперации. Он мобилизованный, приехал в свой третий по счету отпуск. До СВО работал электромонтажником, жил в Красноярске с женой, которая сейчас вот-вот должна родить ребенка. Он подгадывал отпуск к ее родам, но уже пора уезжать, а малыш еще не родился. В Айтат мужчина заехал по двум причинам — навестить родителей и проголосовать по месту прописки.
— Как вы считаете, надо участвовать в выборах?
— А что это изменит?
— Ну вы же сами пойдете голосовать?
— Так я в армии же.
— А так не пошли бы?
— Зачем? Какой смысл? Ничего не изменится от моего голоса.
Судя по сайту избиркома, в Верх-Казанке и Казанке совокупно проголосовали 370 человек. Из них 6 за Владислава Даванкова, 8 за Николая Харитонова, 19 за Леонида Слуцкого и 337 за Владимира Путина. Еще 6 бюллетеней признали недействительными.