«Алло, это дежурный реаниматолог. Примите мои соболезнования»: репортаж из «красной» зоны краевой больницы

Врачам и пациентам «красной» зоны, наверное, этим летом тоже хотелось бы съездить на море. Или потанцевать на вечеринке. Или повеселиться на городском празднике. Или мирно позагорать где-нибудь на острове Татышев. Но вместо громкой музыки или шума прибоя они слушают, как шипит кислород в трубах, как громко кашляет сосед по палате, свое тяжелое дыхание: у врачей — из-за СИЗа, у пациентов — из-за пораженных легких. Третьей волной ковида и всю Россию, и Красноярск накрыло быстро и очень сильно, и здесь, в «красной» зоне Краевой клинической больницы, врачи, медсестры и санитары каждый день ведут бой с невидимым глазу врагом. И всё это в то время, пока в обычной жизни проходят официальные и подпольные массовые мероприятия, а кто-то кричит о вреде вакцин.

Корреспондентка и фотограф NGS24.RU Саша Симутина и Артём Ленц тоже надели СИЗы и зашли в «красную» зону, чтобы увидеть эту борьбу с вирусом своими глазами.

Этот материал — анонс к фильму из «красной» зоны красноярского режиссера Константина Селина «Третья волна», онлайн-премьера которого намечена на среду, 21 июля. Мы его также покажем. За содействие при подготовке материала благодарим главврача Красноярской краевой клинической больницы Егора Корчагина и весь коллектив учреждения.

Сначала ты надеваешь на себя хлопковый медицинский костюм — футболку и широкие брюки. Следом — прямо на обувь — тряпичные бахилы. Затем самое главное — защитный костюм. Миловидная медсестра предлагает выбрать многоразовый СИЗ — он черного цвета и, говорят, самый дышащий и не такой жаркий. Я выбираю белый — мне кажется, что двигаться в нем проще.

— Он вообще не дышит, — уведомляет меня девушка. — Но дело ваше.

В этом мне доведется убедиться уже через пару минут.

Затем — поверх маски — респиратор, очки, натертые мылом, чтобы не запотевали, двое перчаток, примотанных к костюму скотчем, — и вперед. Когда за мной закрывается дверь шлюза, я остаюсь одна и боюсь, что сейчас из-за нехватки кислорода меня накроет панической атакой. К счастью, совсем скоро встречается врач отделения с пациентом на коляске, и сразу как-то отпускает.

Если вы когда-нибудь лежали в больницах, знаете, что обычно там делать совершенно нечего: там походил, здесь у окна постоял. Отделение «красной» зоны мало чем отличается от обычного стационара больницы — разве что выходить никуда нельзя и врачи вместо медицинских халатов обречены носить СИЗы, в которых видно только их глаза сквозь толстое стекло очков.

Я оказываюсь в «красной» зоне в относительно спокойное время — после 12 часов дня.

Медики возят больных на колясках или каталках. Самый ад и наплыв пациентов начинается после двух, когда люди проснулись, походили, поняли, что плохо себя чувствуют, или пришли с работы и увидели, что плохо их родственникам.

«Мы постоянно открываем новые отделения»

Только прибывший в отделение мужчина выглядит бодрым и признается, что он вообще-то нормально себя чувствует. Пациенты, которые уже лежат давно и находятся на кислородной поддержке, с трудом держат глаза открытыми и тяжело дышат. Они прижимают к себе баллон с кислородом, как дети — любимую игрушку, когда их везут на процедуры.

Помещение переполнено звуками — кашлем, тяжелым дыханием, пищанием приборов, тихими переговорами работников между собой. Соседи по палате друг с другом почему-то не разговаривают.

Недовольный пациент негодует: «Где обед?» Свободный медработник подрывается к нему сразу же и успокаивает: «Уже везут, скоро». Мужчину ответ устраивает, и он переворачивается на другой бок. Медик же, как и его коллеги, в отличие от пациентов, поест нескоро: в течение 8-часовой смены нет возможности снять костюм, чтобы принять пищу, попить или сходить в туалет.

Главный в этом госпитале — 32-летний Илья Кульга, в обычной жизни врач диализного отделения. Его телефон постоянно разрывается от звонков, пациентов много, коек мало, решать всё нужно быстро.

— Я раньше 500–600 минут выговаривал в месяц, а теперь 3000, — подмечает врач. — Как диспетчер такси: того туда увози, того сюда привези. Мест не хватает, мы постоянно открываем новые отделения. На прошлой неделе — 8-е отделение, завтра открываем 9-е. Мы стараемся использовать абсолютно всё свободное пространство. Но и оно не бесконечно.

Это действительно так. Койками и каталками заняты коридоры отделений, закутки в коридорах, в одной палате — по шесть коек вместо привычных четырех. Местами вместо прикроватных столиков или тумбочек — просто коробки или табурет.

Пожалуй, самое сильное впечатление производят пациенты реанимации. Врачи поясняют: если человек на ИВЛ, значит, он совсем плох и шансов у него очень мало.

Они лежат утыканные трубками, максимально беспомощные: прикрытые накинутой на тело простынкой, одинокие, несчастные. Кто не в коме, лежит, глядя в потолок или уткнувшись в кровать, если нужно занять прон-позицию (позицию на животе. — Прим. ред.). Что сейчас происходит у них в голове? Одному богу известно.

Глядя на них, невольно проскакивает мысль, что кто-то скоро умрет. Не сегодня, так завтра.

Во время подготовки фильма Константину Селину довелось увидеть своими глазами смерть от ковида. Реаниматолог давит на грудную клетку быстро и интенсивно, пытаясь запустить сердце человека обратно. Бригада переговаривается между собой:

— Давайте адреналина 5 миллилитров?

Но линия на мониторе всё равно становится прямой.

В час ночи родственница погибшей женщины проснется от звонка дежурного реаниматолога, чтобы узнать, что спасти родного человека врачам не удалось.

— Алло, это дежурный реаниматолог. Примите мои соболезнования, — произнесет врач.

А дальше будет долго держать телефон у уха. Тело погибшей завернут в черный мешок и увезут в морг мимо еще лежащих на ИВЛ пациентов и наблюдающих за тем, как соседка по палате уходит навсегда.

Пик не пройден

Медики стараются всегда быть рядом, но пациентов гораздо больше, чем работников госпиталя. Врачи уверены: пик еще не пройден. Сейчас тяжело, но будет хуже. Не ожидали, что так тяжело будет именно летом. Из-за жары пациентам нужно больше кислорода. Гигантский бак со сжиженным газом, находящийся во дворе больницы, полностью расходуется за два дня.

Илья Кульга вспоминает, что в мае, когда в день поступали по 50 человек (против сегодняшних 150–200), казалось, будто война практически выиграна. Сейчас 50 человек поступает только за утро.

— Придешь к 8 утра — а в приемном отделении сидит полсотни человек. И не для всех из них у нас есть места, их приходится ждать. Они и по 8, и по 10 часов ждут, бывает, им приходится ждать госпитализации, мы привлекаем врачей из отделений, но иногда мест у нас просто нет, и приходится ждать, когда они освободятся, — Илья Кульга говорит обо всём этом устало, но спокойно. — Это правда, что болеют в основном молодые. Вот простой пример: вчера было 152 обращения, из них старше 70 лет — 26 человек. И болеют тяжелее, больше нуждаются в кислородной поддержке. За 4 дня у человека с чистыми легкими может развиться 100% поражение. Течение болезни тоже поменялось: сейчас ковид характеризуется диареей, расстройством желудка. Зачастую пациенты приезжают очень тяжелые, и не всем мы можем помочь. А они каются: маски не носили, не хотели прививаться.

Самому младшему пациенту — 18 лет, самой старшей — 101 год.

Кстати, вопреки уверениям антипрививочников в соцсетях, что болеют одни привитые, — это ложь. Привитых в госпитале очень мало, менее 5% от общего числа поступивших. Они болеют менее тяжело и легче излечиваются. Сами врачи в большинстве своем тоже уже вакцинированные либо переболевшие.

К смерти невозможно привыкнуть

На последнем этаже госпиталя лежат беременные больные. На прошлой неделе в этом госпитале родились три малыша. Не всегда есть возможность перевезти рожениц в роддома, поэтому зачастую именно сюда приглашают бригады медиков из родильных домов. После родов, правда, маму и малыша разлучают, встречаются они уже после того, как женщина выздоравливает.

И всё же хоть что-то радостное в этом печальном месте. А печального здесь хватает — к постоянным смертям привыкнуть невозможно, так как понимаешь, что за каждой смертью стоит скорбь родственников. А еще сложнее переживать смерть коллег. Это то, с чем неизбежно сталкиваются врачи с самого начала пандемии.

Но всё же люди выздоравливают, и, когда им становится лучше, они отправляются в так называемые госпитали долечивания. Илья Кульга уточняет: это решение принимается только после того, как врачи на 100% уверены, что помощь в базовом госпитале пациенту больше не нужна. Пожилой мужчина по имени Леонид дышит в кислородную маску, периодически отрывая ее от лица и меняя положение тела.

— Поступил сюда, даже еще когда одышки не было, поднялась температура, стало хуже, вызвали скорую, и меня госпитализировали. Потом резко стало плохо, поражение легких было уже приличное. Но сейчас, врачи говорят, я начал выздоравливать. Сначала лежал на аппарате с маской постоянно, а теперь могу и без кислорода лежать, но лучше с ним, с ним легче, — делится Леонид.

Говорит, было нестрашно заболеть, но второй раз это пережить ему не хотелось бы, поэтому решил после выписки спустя какое-то время вакцинироваться.

— Я хочу попросить людей отнестись к нам с пониманием. Мы делаем всё возможное, чтобы работать быстрее, чтобы разгрузить отделение и всем помочь, — но у нас проблема и с персоналом тоже. Пожалуйста, вакцинируйтесь, носите маски. Мы понимаем, что вы устали от пандемии, — мы тоже устали, надо просто потерпеть, — обращается Илья Кульга.

А сам, как всё закончится (а всё обязательно закончится, да, ковид, скорее всего, останется с нами навсегда, но он больше не будет таким беспощадным), хотел бы… нет, не в отпуск. А наконец спокойно поработать. Без СИЗов, в обычном отделении и с обычными пациентами.

Выход

Выход из «красной» зоны проходит через реанимацию, невольно вздрагиваешь, глядя на распластанных на кроватях людей. Посочувствовать и обнять здесь хочется каждого — и каждого больного, пожелав ему скорейшего выздоровления, и каждого медработника — от врача до санитара, пожелав им сил и терпения. Но они все держатся хорошо, в отличие от человека со стороны, у которого, глядя на всё это, внутри будто что-то надламывается.

Перед выходом из «красной» зоны СИЗ обрабатывается хлоркой. Затем, уже в чистом помещении, специальный работник снимает с меня костюм, бахилы и шапочки. Всё мокрое от пота. За те 2,5 часа, что я была в СИЗе, успела к нему привыкнуть и, только когда наконец вновь оказалась без него, поняла, какой это кайф, — по-другому не скажешь.

Дальше — всё-всё нужно обработать спиртом, помыться, переодеться, а потом еще раз переодеться в свою обычную гражданскую одежду.

На улице разгар дня, лето, жарко светит солнце. В припаркованном возле больницы такси громко играет музыка, водитель подпевает заводной мелодии, едва натянув маску на рот. Это там, за стенами медучреждения, идет война. Здесь, снаружи, жизнь идет своим чередом: спокойно, размеренно, будто и нет никакой пандемии.

Ежедневно в России ставятся всё новые антирекорды по числу умерших от коронавируса. Погибло уже почти 150 тысяч человек, только за последние сутки — 719 человек. В Красноярском крае за сутки заболело 492 человека, 14 человек умерли.