Освобождённый досрочно бизнесмен рассказал о жизни в застенках и своём будущем

В общей сложности Эдуард Шилкин провел в заключении 15 месяцев

Осужденный на два года колонии-поселения по обвинению в незаконном хранении боеприпасов и угрозах должностному лицу шарыповский бизнесмен Эдуард Шилкин в конце сентября вышел на свободу условно-досрочно и теперь намерен оспаривать свое заключение и добиваться правды в Верховном суде.

Напомним, его размеренную жизнь в свое время радикально изменил обычный гараж на берегу живописного озера — почти три года назад власти потребовали освободить от построек прибрежную зону, но Шилкин в ответ заявил, чтобы то же самое сделали и другие владельцы домов у озера — депутат, глава района и местный прокурор. Через некоторое время к нему домой пришли с обыском — нашли боеприпасы и арестовали. Все подробности этой скандальной истории мы рассказывали зимой в специальном материале.

После года, проведенного в СИЗО, осенью прошлого года мужчине удалось выйти на свободу под подписку о невыезде, однако на этом его злоключения не кончились. В январе этого года на очередном заседании Шарыповского городского суда прозвучал приговор: 2 года лишения свободы с отбыванием в колонии-поселении. Адвокаты Шилкина пытались его оспорить, но в мае краевой суд оставил приговор нижестоящего суда без изменений и мужчина отправился в колонию.

Сразу после того, как Эдуард Шилкин оказался на свободе, НГС.НОВОСТИ расспросили его о минувших месяцах его жизни и пообщались с его защитой о дальнейших действиях.

Свой срок Эдуард отбывал в колонии-поселении № 19, которая находится на улице 60 лет Октября в Красноярске, — прибыл туда 20 июня, а 22 сентября его освободили — в колонии он пробыл 3 месяца вместо положенных двух лет, а в общей сложности провел в заключении 15 месяцев, включая СИЗО.

«Вообще мне 24 месяца суд присудил сидеть — из них я 8 месяцев уже просидел, и я мог подать на условно-досрочное. Имея за плечами год в СИЗО, получается, я четыре месяца пересидел, так что в колонию я попал уже с возможностью освободиться условно-досрочно — поэтому подал заявление на следующий день после прибытия», — рассказывает собеседник.

Если сравнивать с СИЗО, говорит он, то ему пребывание в колонии-поселении, после того как 7 месяцев пробыл на свободе, далось очень тяжело. Быт там нелегкий — например, между осужденными процветает мелкое воровство. «Какую-то пищу принес, а утром встал — все уже съели. Белье постирал и развесил — утром встал, нету ни носков, ни трусов, ни штанов. Понятно, что никто это не ищет. Потому что колония-поселение — это прямой выход на свободу и все рукой машут, никто не хочет связываться ввиду того, что если ты обратился в администрацию с жалобой, что у тебя что-то украли, то ты потом еще и крайним окажешься и плакало тогда твое условно-досрочное», — признается Эдуард.

Со стороны администрации, вспоминает Шилкин, ему не понравилось то, что абсолютно все сотрудники, независимо от звания, общаются с осужденными исключительно на «ты» — ни от одного он не услышал обращения на «вы».

«Даже в СИЗО в этом плане было более уважительное отношение, была субординация. Я поначалу удивлялся, спрашивал, мол, гражданин начальник, а слово "вы" у нас теперь отсутствует. В ответ же кривая улыбка и фраза: "Ты куда пришел — спустись с небес на землю"», — рассказывает он. При этом физического беспредела никто не допускал, однако имеют место в колонии мелкие провокации: «Если они сказали, что у тебя будет нарушение, — оно обязательно будет. Ушел, например, на работу, заправив койку, а приходишь — она расправлена. И не докажешь, что это не твое упущение. За это идет минусик в характеристику».

Режим в колонии-поселении, по его словам, облегчённый. Здесь люди работают и получают мизерную, но все же зарплату — метут городские улицы под присмотром старшего офицера, например, кто-то водит, кто-то на других работах. Все работают, абсолютно все. «Меня сразу взяли водителем — пришел в колонию с правами на три категории, не наркоман, не алкоголик, вот и возил руководство. Не было ни единого замечания или нарушения. Мне изначально по состоянию здоровья был противопоказан физический труд, но все равно периодически приходилось и грузить, и таскать мешки. Я же не скажу, что мне нельзя, — нужно было зарабатывать характеристики, и порой ради этого я действительно рисковал своим здоровьем. Если ты специалист — хороший водитель или электрик, то таких людей стараются держать. Чем-то иным я это объяснить не могу. Поэтому многие стараются сильно себя не проявлять — взял метлу и больше я ничего не умею», — говорит Эдуард.

Жилье устроено по принципу общежития — барак с длинными коридорами и множеством дверных проемов, за которыми находились комнаты. Дверей при этом не было: заходишь в секцию — и там где шесть кроватей, где двадцать, в зависимости от площади.

Все круглосуточно открыто, в коридорах установлены видеокамеры. Между осужденными отношения в целом нормальные — никто не хочет рисковать потерей шанса выйти на свободу условно-досрочно. Никто не хочет ни драться, ни ругаться — всем домой скорее хочется. Воровство же есть во всех колониях — потому что, скажем, к кому-то приезжают родственники, поддерживают, а есть люди, которые просидели по 15–20 лет до того, как их перевели на поселение: к ним уже никто не ездит, а они хотят и питаться, и какие-то вещи носить более-менее нормальные.

Общаться с родственниками удавалось регулярно — по закону три раза в месяц даются длительные свидания, трое суток, и ты должен их использовать, хоть за раз, хоть по частям раскидывать. Плюс краткосрочные свидания — три раза в неделю часа по полтора.

К слову, свой многострадальный участок ему пришлось освободить от не угодивших властям построек, еще пока он был на свободе: осенью он написал заявление с просьбой перенести снос на весну и в мае демонтировал гараж и беседку. Тем самым предписание суда он выполнил — приехали приставы, все замерили, расстояние в 20 метров от воды соблюдено. «Я все убрал, чего не скажешь о соседях — больше никто этого не сделал». О сегодняшней судьбе прокурора Расторгуева Шилкин практически ничего не знает.

Односельчане, говорит Эдуард, встречали его как героя, однако все происходившее в последние годы не только подпортило его здоровье, но и подкосило его бизнес:

«Столько времени в тюрьме — естественно, дела не шли, понес очень большие убытки. Обидно, что нарушения, за которые я понес наказание, не коснулись соседей. Никакие выводы нашими правоохранительными органами не сделаны». Тем не менее, говорит он, жизнь продолжается — есть небольшой бизнес, которым помимо него занимается и супруга. В дальнейших планах — наверстывать упущенное, стремиться к процветанию и продолжать добиваться справедливости. «Единственное, что обидно, — никто из сельчан не поддержал меня, когда я говорил о нарушениях, всех попросту запугали. За них же боролся, а реакции никакой», — сетует мужчина.

Практически сразу, как Эдуард угодил в колонию, говорит его адвокат Юрий Андрущак, они подали ходатайство о его условно-досрочном освобождении — прокуратура возражала, однако суд все же его удовлетворил. «Сейчас мы готовим обращение в краевой суд о том, чтобы отменить приговор, совсем его аннулировать в связи с наличием многочисленных процессуальных нарушений в ходе дела — он по сути является незаконным, и это при том что Эдуард уже отбыл срок». По словам адвоката, если краевой суд им в этом откажет, то будут обращаться в Верховный суд. «Думаю, в течение месяцев трех нас рассмотрит краевой суд. Если все же откажет, будем действовать дальше, через президиум Верховного суда. Есть еще возможность обратиться в Европейский суд по правам человека — на это дается полгода с момента вступления в силу приговора. Поэтому есть еще время до ноября — вероятнее всего, туда тоже обратимся», — говорит Андрущак. Прогнозировать, как будут развиваться события, он пока не спешит — все будет зависеть от того, что скажет краевой суд.