Неделю назад мы провели исследование в пабликах Сети городских порталов во «ВКонтакте» (а это 15 городов — от Красноярска до Архангельска) и выяснили, что в каждом городе живут люди, которых бесят «вкусняшки», «крайние разы», «найсы», «лойсы» и другие удивительные выражения.
В каждом регионе в топе ненависти оказались разные слова. Красноярск чаще всего бесится из-за слов «зашквар» и «братюня». Екатеринбургу не по слуху пришлись «ихние», «изи», «пруф», «вкусняшка» и «звóнит». В самарский топ вошли «пасиб» и «любимка». А Челябинск краснеет от раздражения, стоит только произнести «крайний», «имхо» и «сорян».
С этими и другими словами мы обратились к специалистам: поэту Александру Кердану, доценту кафедры русского языка общего языкознания и речевой коммуникации УрФУ Сергею Данилову, а также поэтке и кураторке литературных проектов Юлии Подлубновой. Они рассказали, что не так с современным языком и что делать, если исковерканные фразы режут ухо.
Сколько шедевров, фильмов, сериалов и мультфильмов заиграли бы другими красками, если бы их создатели заменяли слово «последний» на «крайний». «Крайний день Помпеи», «Крайний дом слева», «Крайний рейв», «Крайний богатырь». А как вам бессмертный хит «Крайний раз» группы «Мальчишник»? Через всё это так и сочится надежда. Последняя, конечно же.
Еще в 1954 году писатель и филолог Лев Успенский писал об упоминании слова «крайний» в смысле «последний». Но в советское время тысячи людей употребляли его разве что в очередях. Вопрос «Кто тут крайний?» звучал и в магазинах, и в поликлиниках — везде, где к нужному окну выстраивалось больше двух человек. Уже тогда люди стали приписывать слову «последний» дурное значение. До совершенства ситуацию довели профессиональные суеверия летчиков, военных и всех, чья деятельность была связана с риском для жизни.
— В моей практике это чисто «афганское» выражение, то есть от тех, кто воевал в Афганистане. Не последний, а крайний рейд, вылет, — говорит поэт и полковник Александр Кердан.
Предложений с прилагательным «последний» избегали, чтобы тот же прыжок с парашютом не стал действительно завершающим в карьере и жизни. Чего боятся люди, которые берут с полки последнюю булку хлеба или пытаются вспомнить, когда в последний раз пили шампанское, непонятно. Предъявить военный билет, если вы начнете так выражаться, вас тоже не попросят, но иногда стоит включить здравый ум.
Излишнее проявление нежности заняло одну из верхних строчек рейтинга раздражающих слов. Уменьшительно-ласкательные суффиксы сначала покорили интернет, а потом вышли в массы. Иногда кажется, что нежность транслируется из каждой коробочки и радиоприёмничка, но стоит помнить, что русская культура сама по себе сентиментальна. Люди любят делать смысл слов нежнее. Таким образом человек инстинктивно сам себе хочет сказать, что он хороший, добрый, и начинает писать любимкам и мазать майонезик на хлебушек.
— «Любимка», «красава» могут раздражать людей, но зона, где мы хотим рассказать человеку что-то хорошее, — это зона продуктивности. В ней мы хотим быть индивидуальными и оригинальными. Здесь люди нащупывают приятные им слова. Правда, не всегда это выглядит удачно, — рассказывает доцент кафедры русского языка Сергей Данилов. — Почти всегда получается, что это домашнее, интимное слово. Такие слова, перенесенные в общий язык, начинают раздражать не потому, что они плохо звучат, а потому, что у нас не принято выносить интимное наружу.
С точки зрения языка уменьшительно-ласкательные формы слов ничего не нарушают. Но когда их много, кажется, что они речи ничего не добавляют, и появляется вопрос: «Что ты несешь?» Если вы сами себе не можете объяснить, зачем вы так говорите, это сигнал, что надо разобраться с собой. А если вы не понимаете людей, которые так общаются, выход один: просто не общайтесь с ними.
Обратная сторона излишней нежности — грубая женская сила. Женщины стали громче заявлять свои права на всё, и на слуху всё чаще стали появляться феминитивы. «Авторки» и «докторки», как и всё новое для языка, многим начали резать слух. Но, утверждает кураторка литературных проектов Юлия Подлубнова, феминитивы были в языке всегда, просто случился всплеск, связанный с новой волной феминизма в мире и на постсоветском пространстве в частности.
— Для феминизма важна видимость женщины в социуме, в культуре, в литературе. Поэтому, скажем, слова «поэт» для обозначения женщины, занимающейся поэзией и разделяющей идеи феминизма, недостаточно, поэтесса в русской культуре звучит несколько уничижительно (Ахматова не любила, когда ее так называли), остается поэтка, — говорит Юлия Подлубнова. — Кстати, в польском такое слово действительно существует. Поэтка, авторка, философиня — это всё о репрезентации женщин и их литературного/культурного труда. Думаю, феминитивы скоро станут общим местом, их перестанут стигматизировать. В общем, добро пожаловать в новый прекрасный мир.
Казалось бы, такие просторечные выражения звучат всё реже, но они составляют топ слов, которые многих приводят в оцепенение. Особенно часто лингвистический спецназ появляется в голове людей, когда они слышат «евонный» во всех его проявлениях. Это слово заняло первую строчку нашего рейтинга гневных слов. Возможно, из-за того, что это бессмертные вещи, которые мы слышали еще от прадедов, до сих пор продолжаем улавливать тут и там. И если вас передергивает, когда кто-то так говорит, лучшее, что вы можете сделать, — это смириться: «евонные» и «ихние» никуда не денутся. Они заняли в русском языке то же место, что и привычная речь.
— Если нет слова «ложить», то откуда взялось слово «ложка»? — вспоминает детскую присказку доцент кафедры русского языка, общего языкознания и речевой коммуникации УрФУ Сергей Данилов. — Это стечение языковых обстоятельств, и они будут. В какой они выступят роли? Как слова необразованных людей, разговорные или окажутся приемлемыми, и на них будут разговаривать все образованные люди? Но то, что они не уйдут из системы, — это точно.
Что же до неправильных ударений в том же «звонишь», у поэта Александра Кердана они вызывают огромный вопрос к культуре речи говорящего. Но здесь все не так безнадежно.
— Начнем заново учить культуре речи, ораторскому искусству, лучше отбирать журналистов на ТВ и радио, в семье учить ребенка правильному говорению, и всё вернется на круги своя! Если не будем всем этим заниматься, а продолжим «ложить», а не «класть», потери будут невозвратными, — считает Александр Кердан.
И как только мы раньше жили без стартапов, фастфудов, челленджей и воркшпопов? Если совсем недавно многим приходилось долго рассказывать, что это такое, то сегодня сложнее объяснить эти явления и понятия русскими словами. Тот же воркшоп в дословном переводе на русский звучит очень своеобразно. Но это не освобождает англицизмы от всеобщего шейминга (от английского shame — позор).
Вы можете попробовать защитить русский язык от этих слов, но сопротивление практически бесполезно. Остается только научиться правильно их писать и произносить. Ну и попытаться не употреблять в одном предложении такие слова, как «стриминг» и «евонный».
Если коворкинги и челленджи застолбила за собой преимущественно молодежь, и филологи не исключают, что вскоре такие слова канут в Лету, а различие между мастер-классами и воркшопами окончательно размоется, то английские и околоанглийские междометия вызывают куда больший интерес. В том числе потому, что они захватили речь практически всех возрастных групп. Также это касается нецензурной речи: кажется, если ты выругался на английском, то меньше нарушил нормы приличия, чем если бы высказался на чистокровном русском матерном.
— Междометный запас языка достаточно замкнутый, он не так уж любит обновляться. У нас идет такая война междометий, и это любопытно, — заявляет Сергей Данилов. — Есть большая вероятность, что «еее», «йоу», «ок», «окей», «уау» и прочие продержатся в языке какое-то время. Язык сам выберет, что ему надо, а что — нет. Во многом это зависит от ощущения, кого что раздражает.
Больше, чем за сами слова, которые раздражают многих, кто их слышит, филологи и исследователи беспокоятся за тех, кто слишком резонирует. Никто не смог положительно оценить излишнюю раздражительность. За счет нее, по мнению специалистов, люди хотят укрупниться, фиксируют свои знания о языке, которые представляются им важными. Но далеко не всегда эти знания являются ценными.
— Это раздражительность ради раздражительности, желание показать, что я умнее другого. Есть много способов донести это, но такая схема требует лечения. Такие схемы засоряют наше мышление, — объясняет Сергей Данилов. — А давайте мы вырастем в собственных глазах. Высокий штиль — когда ты не раздражаешься, а внимательно слушаешь, пытаясь разобраться, почему так. Это не означает, что человек, выражающийся «неправильно», идиот. Возможно, он говорит умные вещи. Я за то, чтобы было больше таких слов. Иногда они выступают маркерами чужой речи, чужой культуры, к которой надо присматриваться.
А как вы реагируете на эти слова?
Хотите добавить к этому списку что-то еще? Пишите в комментариях, какие слова выводят из себя конкретно вас. Уверены, вы найдете единомышленников.