На заре санавиации в тайге самолет потерпел крушение: экипаж шел 90 км по тайге

Сегодня исполняется 80 лет красноярской санавиации, и по этому поводу пресс-секретарь краевой больницы Елена Семенова опубликовала историю 75-летней давности о том, как в глухой тайге потерпел крушение самолет санавиации с доктором на борту.

Воспоминания записал летчик Александр Нечаев. Все произошло 13 декабря 1945 года, когда поступил срочный вызов эпидемиолога в Кузьмовку, Байкитский район. Там вспыхнула эпидемия тифа. Начальник организовал вылет с доктором Красовским на борту и авиатехником Устюговым.

Так самолет вылетел из Красноярска в Ярцево, где произвел посадку уже в темноте. После ночевки местной ЦРБ экипаж вылетел в Подкаменную Тунгуску, по пути приземлившись в Сумароково для дозаправки. Теперь оставалось долететь только до Кузьмовки.

Не отлетев от Сумароково и 100 км, на высоте 600 м над тайгой летчик понял, что отказал двигатель — заклинило поршень.

«Почувствовав ужасную тряску самолета, я повернул вправо, в сторону реки Подкаменная Тунгуска. Сбавил обороты двигателя и начал медленно снижаться. Нам удалось дотянуть до реки и сесть около берега. По центру река была в ледяных торосах. Как удалось совершить посадку на неработающем двигателе — я удивляюсь до сего времени.Мы осмотрели самолет, и я чуть не упал: третьего цилиндра и поршня не было, шатун согнут в полудугу. Решили за хвост затянуть самолет на берег и привязать, чтобы его не разбило ветром, но не смогли его сдвинуть с места: лыжи пристыли ко льду.

Тогда мы оставили самолет и пошли пешком по реке в том же направлении, ибо обратно идти 100 километров, а к намеченной цели — 90. С этого момента началась наша веселая жизнь», — пишет в своих воспоминания Александр Нечаев.

Голодные, они шли в –40 по бездорожью, снега было по пояс и по колено, везде наледь. В первые сутки прошли 5–7 км, когда застала темнота, выбрались на берег, где развели костер, но не уснули и утром снова двинулись в путь. На третьи сутки начали друг от друга отставать, силы покидали. Первым шел летчик Нечаев, потом Устюгов, затем Красовский. Решили не ждать друг друга и просто идти — кто первый приходит к цели, тот спасает остальных.

Когда слабость совсем взяла верх, Нечаев и Устюгов выкопали яму у берега в снегу, чтобы спастись от ветра, и легли туда. Проснувшись, летчик перестал чувствовать пальцы, тогда он разбудил авиатехника и они решили идти без остановки. Устюгов уже обморозил ноги, а Красовский и вовсе потерялся.

Несколько раз летчик Нечаев пытался позвать на помощь выстрелами ракет, но в ответ была лишь тишина.

«Очень медленно, устало мы шли дальше до половины долгой зимней ночи. Тем временем, как выснилось потом, Красовский не смог нас догнать. Он на берегу пытался разжечь костер, сжег чемоданчик книг (он учился заочно), но ничего у него не получилось. Часа в три ночи мы с Устюговым заметили на берегу искры, вылетавшие из трубы жилья. Мы вначале не поверили, думали, мерещится, но потом чуть ли не бегом туда пошли. Увидели сруб на берегу, маленькую охотничью избушку, из трубы дым», — продолжает летчик Нечаев.

Им навстречу вышел перепуганный охотник Доронин, завел в избушку и отогрел, а сам отправился навстречу врачу. Нечаев уже собрался идти дальше, но уснул, а когда проснулся — продолжил путь. Уходя, заметил, что у авиатехника Устюгова отморожены пальцы — они стали толстыми и черными. Всего Нечаев прошел пешком 90 км.

В Кузьмовке Нечаев попросил помощи в местном совете, но лошадь была на дровозаготовке, а когда вернулась — извозчик ехать в тайгу отказывался. А в это время охотник из избушки нашел врача, напоил его чаем и отогрел. Оказывается, у врача был меховой костюм и комбинезон, поэтому быстро идти он не мог. А в Кузьмовку скоро привезли авиатехнику Устюгова, где положили в больницу. Там же Красовский удалил ему большой палец, опасаясь гангрены. Еще через день в Кузьмовку прилетели два самолета — один забрал в Красноярск авиатехника и врача, а второй привез двигатель для сломавшегося самолета и другого авиатехника.

На этом все не кончилось, ведь предстояло еще поменять двигатель, а для этого — лететь 90 километров по еще более сильному морозу. Изначально летчик Нечаев хотел привезти самолет в Кузьмовку на оленях, но олени с этой задачей не справились, поэтому и пришлось лететь в тайгу самому.

«Я уже думал, что опять придется идти 80 километров пешком. Двое суток мы добирались до избушки Доронина, я опять обморозил лицо и ноги, но, к счастью, с нами был спирт, и он позволял снять озноб и согреться. Кое-как, после непродолжительного отдыха, мы добрались до Кузьмовки. Когда прилетели два самолета из Красноярска, мы добрались к моему санитарному самолету по воздуху. Разбили лагерь, с нами было двое подсобных рабочих, мы приступили к работе по установке нового двигателя», — вспоминает летчик.

До ночи успели только снять сломанный двигатель, легли спать, но ночью авиатехник уронил лампу и поджег палатку — так экипаж остался без жилья на лютом морозе. Дожив до утра, согрели чаю и приступили к установке двигателя, к которому примерзали руки, поэтому решили снова улететь в Кузьмовку. На морозе двигатели перестали заводиться у других исправных самолетов, на которых авиатехник и летчик прилетели к сломанному.

«Это было действительно отчаянное положение: помощи ждать неоткуда. Пошли мы опять к самолету, и в полночь случилось чудо — завелся мотор на двухместном самолете. Глухой ночью без костров и старта я совершил два рейса в Кузьмовку, вывез рабочих, авиатехника и пилотов Киселева и Карпова. Мы были рады, как никогда, что выбрались живыми. Помогла молодость. А рядом с моим самолетом на Подкаменной Тунгуске остался еще один самолет, который тоже надо было выручать, но уже в оттепель. Рисковать никто не стал. А мы возвратились домой только через два месяца: борьбу со вспышкой тифа никто не отменял», — заключает Нечаев.