«Брат мне говорил: "Бесполезно. Не примут. Не пройдешь"»: красноярский моряк рассказал, как пробивался в профессию

Профессия моряка большинству людей кажется романтичной. «Бросить всё и уйти в плавание» — это то, о чем иногда задумываются некоторые из нас. Но в профессии моряка есть множество совершенно не романтичных и очень сложных вещей. Корреспондент NGS24.RU Руслан Руденко поговорил с опытным моряком, а ныне директором музея истории и развития судоходства в Енисейском бассейне Борисом Гончаровым о том, каково это — связать жизнь с реками и морями.

Вместе с фотокорреспондентом Артемом Ленцем 18 июля мы отправляемся в музей истории и развития судоходства на Бограда, 15. Директор музея Борис Гончаров встречает гостей при полном параде: на нем китель с орденами и звездами. Так узнается в людях «старая школа». Поднимаясь на второй этаж и проходя по коридору ко входу в музей, отмечаю, что водная тематика встречает гостей с самого начала: большое окно в стене своей круглой формой чем-то напоминает здоровенный аквариум. Немного пройдясь по музею, мы садимся для разговора в кресла, которые оказались не совсем простыми — а в чем-то даже и историческими. Но обо всём по порядку...

— Борис Михайлович, как должна сложиться судьба человека, чтобы он решил связать свою жизнь с морем?

— Родился я 21 февраля 1948 года в селе Шила Сухобузимского района. Отец пришел с фронта в 1943 году: израненный, инвалид войны. Мама родила двоих детей: помимо меня, еще брата 44-го года рождения. Помню себя хорошо с четырех лет... Жизнь текла очень сложно.

Отца поставили председателем местного сельсовета. Предшественника забрали в армию: тот прошел до конца войны, после чего отец освобождает тому место, а отцу присваивают звание младшего лейтенанта и участкового милиционера. Хотя правой рукой пистолетом он пользоваться не мог.

— Из-за ранения?

— Да. Его ранило в ноябре 1941 года, в 80 километрах южнее Москвы. Отец был командиром минометного взвода, который пошел в ночную атаку. Линия обороны проходила так, что у немцев был выступ именно напротив взвода. Внезапно, где-то около двух часов ночи, поступил приказ идти в атаку. Отец шел впереди, и в нескольких шагах от него взорвалась мина. Отсекло ему взрывом три пальца. После этого, с ноября 1941-го где-то по июнь 1943 года, ему пришлось пробыть в госпиталях Абакана и Ачинска.

Не знаю, тайно или не тайно, он каким-то образом провез с собой ТТ. Будучи милиционером, он всегда стрелял с левой руки. В правой кобуре он носил ТТ. А штатный пистолет носил в левом кармане галифе.

Помню еще из детства, что привозили очень много изъятого оружия. Была кладовка под большим замком, которую открывала мать, после чего я и старший брат помогали туда заносить оружие. Вместе с отцом на опись оружия приезжали два или три милиционера из Сухобузима. Иногда этот процесс занимал у них всю ночь.

В какой-то момент отец начал писать рапорты на увольнение — по причине того, что из-за ранения не мог владеть табельным оружием. Его просьбу удовлетворили только после смерти Сталина, в 1954 году.

Жизнь тогда началась очень сложная. Образование у отца ведь было всего четыре класса. Поэтому куда-то на руководящую должность... Никак. Была попытка назначить отца председателем объединенного сельпо в Миндерле. Его старший брат, Никита Иванович, был председателем сельпо в Шиле, но при этом был беспартийным, и на фронте он не воевал из-за травмы. В детстве брат отца упал с дерева, из-за чего правая рука его была всегда в таком состоянии (показывает полусогнутую руку).

В итоге отец от поста председателя объединенного сельпо отказался в пользу брата. Но не из-за родственных связей, а потому что сам отец плохо знал это дело. После этого он работал разнорабочим, завхозом всё в том же сельпо, потом долгое время — пекарем.

В Шиле была своя пекарня. Ей заведовал кто-то из ссыльных. Как сейчас помню: мыли капитально ноги, надевали белые кальсоны и начинали месить огромное тесто ногами. Хлеб был очень вкусным.

— Я помню свой хлеб детства, еще с Зеленой Рощи. Вы ведь тоже помните свой хлеб?

— Конечно! Особенно горячую корочку, когда хлеб вынимали из печи...

— А моряком вы тоже в детстве захотели стать?

— Класса с четвертого пошла мода на детские игры на морские темы. Было в Шиле старое русло речки. И вот наша ребятня делилась на два лагеря, после чего начинали играть. С детских лет сохранились снимки, где мы с братом всё время фотографировались в детской форме моряков. С этого началось у меня какое-то пристрастие к воде, к фильмам на эту тему. А в 1961 году я впервые увидел Енисей, будучи в селе Павловщина.

— Когда вы впервые увидели Енисей, какие впечатления были?

— Ох! Расскажу, при каких обстоятельствах я увидел Енисей в первый раз. Старшая сестра вышла замуж за старшего лейтенанта Петрова. Он служил на Востоке, а отец его был начальником почты в Павловщине. Туда часто ездили справлять свадьбы. Один парнишка сидел там, ремонтировал лодки. И была среди всех остальных одна такая рыбацкая лодка, деревянная, что характерно, двигателем у нее был «пускач» от трактора... Я этого парня уговорил прокатить меня. Как сейчас помню: запускает он двигатель, и вот так мы до устья затона Павловщины доехали и повернули назад. А там — уже толпа людей по берегу идет. Люди бегут, кричат, что потеряли нас...

— Авантюра!

— Да. Были вот такие впечатления от огромной реки. Тем более что еще ветерок прохладный был, волны, скорость и движение на лодке. Всё это меня и подтолкнуло дальше по жизни. Помню еще, что однажды мне подарили настоящий ремень с бляхой моряка. Бляха была напаяна... Ой-ой-ой! Чистое олово. И еще — бескозырку.

Я уже тогда учился в 6–7-м классе школы. Если кто помнит, то в одно время в школах ввели серую школьную форму: серые брюки, такая же серая гимнастерка и ремень с бляхой и буквой «Ш» на нем, а также — фуражка, тоже с бляхой и буквой «Ш».

В те времена еще не было пакетов для сменной обуви, поэтому мать сама мне сшила что-то типа сумочки. И когда я выходил из дома в школу, то шел до школы в бескозырке моряка. Подходя к школе — бескозырку снимал, переодевался в школьное. К тому моменту я уже полностью загорелся мечтой стать военно-морским офицером.

Окончив с отличием восемь классов — в Шиле не было десятилетки — я поступил в девятый класс в районный центр, в Сухобузимо. Практически весь сентябрь мы учились раза два в неделю, занимались также уборкой огурцов, морковки и свеклы. Проживали в интернате, и я не знаю как, но подхватил я тогда желтуху. В то время это еще не называли гепатитом.

В интернате ночью обратился к няне, она мне говорит: «Боря, уезжай, иначе весь интернат закроют». И я уехал обратно в Шилу, где у нас был фельдшер. Там меня осмотрели, направили в Сухобузимо, в районную больницу. Отлежал я там 20 с лишним дней. До Нового года я справлялся по учебе, а перед самым Новым годом, в 20-х числах декабря, устроили мальчикам с 9-го по 11-й классы предварительный осмотр в военкомате. Тогда-то мне и выдали «волчий билет» с вердиктом: годен к нестроевой службе в военное время. На каникулы приехал домой к родителям и говорю им: «Всё, больше я учиться не поеду, буду поступать в речное училище, раз военное для меня закрыто».

Сразу же, числа 10 января, устроился работать помощником киномеханика. У меня была мечта после восьмого класса: купить себе мотоцикл за 190 рублей. Как раз тогда привезли четыре «Иж-56», три «Ковровца» и около 15 маленьких козликов «Минск-М103». Как я тогда отца упрашивал купить мне «Иж»... За работу помощником киномеханика платили мне 45 рублей в месяц. Купив, наконец, мотоцикл, на нем я поехал в Большую Мурту и нашел там девушку, которая работала в районной больнице и тоже была из Шилы. Попросил ее — и она мне сделала «чистую» медицинскую справку. С этими документами я и поступил в Красноярское речное училище.

— Помогла вам, получается.

— Ну каких-то последствий для своего здоровья я и до сих пор не знаю. Ну а вообще, конечно, имея такую справку из военкомата, путь мне в военное училище был закрыт. Да и мой брат, который учился сам в военном училище, так мне и говорил: «Бесполезно. Не примут. Не пройдешь».

Первый шаг к цели я тогда сделал — стал капитаном. Желание и способность учиться на отлично позволили мне уже на втором курсе продвигаться дальше. Тогда на потоке было очень много ребят после армии. Целая рота была из первокурсников. Был старшина роты, помощник старшины роты и старшины групп. Старшиной нашей группы изначально был Василий Ерошенко — который до этого служил на Тихоокеанском флоте. Толковый, хороший парень! Но склонен был к алкоголю... Приезжаю после каникул на учебу обратно, мне говорят: назначаем вас старшиной группы. Ситуация была уникальна в том, что старшиной группы назначили человека, который не служил до этого в армии. Но мы с ребятами друг друга поняли и со своими обязанностями я справлялся.

После окончания второго курса — избрался секретарем комитета комсомола училища. Одновременно с этим назначили старшиной роты. Справился и с этим, окончил училище с отличием. После этого — 20 лет подряд на флоте.

— Борис Михайлович, вы ведь наверняка знаете, что на выбор профессии часто влияют родственники, друзья, близкие. А у вас как было? Кто-то из родни был моряком?

— С водой был связан отец в молодости. Дед вывез отца и родню в 1928 году в деревню Дубровку, 49 километров от Шостки (город в Сумской области Украины. — Прим. ред.). Вывез по вольному переселению. Почему вывез? Моя бабушка, мать отца, нарожала их аж 18 человек! А земли было — всего восемь соток. Он не мог их прокормить. И вот три семьи с фамилиями Гончаров, Лубенец и Казинец, добравшись до Красноярска, выбрали местом для жизни село Шила.

Дед с отцом сделали тогда какую-то полуземлянку, в которой жила вся эта толпа людей. Построить дом было не на что. И отец пошел матросом. Ходил матросом на деревянной барже, сначала помощником шкипера, а затем — шкипером.

Да, 1930 год же был. Дед, по воспоминаниям, очень не хотел идти в колхоз. Почему не хотел? Они наконец построили себе дом. Было две лошади, две коровы. И надо было всё сдавать! А отец был комсомольцем. И говорит деду: «Нет, пойдете в колхоз». И вот такая картина была: дед вел за уздечки двух своих лошадей, а бабка гнала двух коров, рыдая на всю деревню. Когда отца в 1930 году призвали в армию, всё у него с флотом как бы распалось. Но что-то, видимо, осталось, раз уж я продолжил это дело.

— Казалось бы, вы столько лет посвятили морям, теплоходам, пароходам... Неужели вы не устали, если теперь еще и музеем занимаетесь на эту тему?

— Да что там... В 23 года меня назначали капитаном теплохода «Водолей». Пацаном совсем! Потому что заболел другой капитан. За меня выступил капитан-наставник, Худоногов Игорь Павлович. Сказал: «Если Гончарова не утвердите — я никого не признаю капитаном».

В 1968 году из Тобольска на Енисей перегнали пять танкеров, строили которые в Тюмени. Танкер НТ-64 доверили тогда ныне покойному Ворстеру Геннадию Ивановичу.

Мобильной связи же в то время еще не было. Геннадий Иванович приезжает ко мне на квартиру, говорит: «Работать хочешь?» Я ему: «Хочу!» А он мне: «Давай тогда в отпуске поработаем дней 20, ты хоть увидишь сам, что там за машинное отделение, иначе так работать нельзя».

И вот вместо 20 дней мы отработали месяц и 20 дней. Вдвоем. Сделали конфетку из машинного отделения, и в первую же навигацию 1969 года мы по всем показателям «дедов», которые нам в отцы годились, обогнали.

Мы так плотно работали с ним, что нас двоих даже считали братьями. Да сами даже посчитайте: 12 суток примерно, иногда восемь, от Красноярска до Ванавар. Ни он, ни я не уходим из рубки. Течение просто бешеное. Как порог пройдем вместе, он мне говорит: «Поспи на диванчике в рубке». Сил хватало, молодые были...

Еще я был поражен, когда в 1991 году возобновились морские перевозки. Я поехал в Ленинград за первыми экземплярами морских дипломов, уже будучи начальником отдела кадров. Меня удивило, что на морских судах был разрешен алкоголь. Капитан нас принимает и говорит: «Вы у меня уже восьмые за день». А сам он еле-еле на ногах стоит. Я у него спрашиваю: «Как такое вообще возможно?» А он отвечает: «У меня записаны обязанности [встречать делегации] на такой-то период, всё остальное [в это время] выполняет первый штурман».

— Вас это удивило? В эпоху СССР такое было тяжело представить, наверное...

— Я был, конечно, удивлен. Он нам объяснял, что мы у него — уже восьмая делегация за день и за стол без стопки он нас посадить не может.

За свою жизнь я отработал 20 навигаций, из них 13 — капитаном-механиком. В 1985 году получил медаль «За трудовую доблесть». В сентябре того же года меня к себе на разговор приглашает Александр Афанасьевич Печеник. Он мне говорит: «При условии успешного выполнения навигации, даете согласие возглавить отдел кадров пароходства?» Я говорю: «Дайте сутки подумать». Переговорил с женой. Решил: ну, хватит, попробую теперь другое.

Позже генеральный директор Енисейского пароходства Александр Борисович Иванов меня пригласил и говорит: «Давай-ка, уступи дорогу молодым. Будешь в музее работать?» Я согласился. Вот так с апреля 2010 года я председательствую в совете ветеранов и работаю здесь.

— Вот мы с вами сейчас сидим в креслах, а рядом с нами — портреты со встречи первого президента РФ Ельцина и премьера Японии Рютаро Хасимото в Красноярске во время их прогулки по Енисею. Я так понимаю, это те самые кресла, которыми пользовались первые лица двух стран?

— Да, они самые.

— Как их вообще удалось сохранить?

— Я расскажу их историю появления. Ельцин и Хасимото попросили, чтобы их покатали по Енисею. А катались они тогда на «Заре». Кто там был — знает, что кресла там жесткие, как сиденья в автобусах. Поэтому специально и купили два этих кресла из кожи. Они чудом уцелели спустя годы. Почти 15 лет они пролежали на складе. Когда мне предложили в музей поставить эти кресла, я посмотрел на них и говорю: «Хорошо, но только с условием — под цвет кресел стол купите тогда еще журнальный».

Под самый конец нашего разговора мобильный Гончарова затрезвонил: в музей пришла молодежь на экскурсию. Мы с фотокорреспондентом, дожидаясь возможности, когда директору музея будет удобно попрощаться с нами, заходим в его кабинет-каюту. В этой комнате всё оформлено так, словно ты сам находишься на каком-то судне. Оглядываясь в помещении, я понимаю — Борис Михайлович слукавил, когда говорил про «уступить дорогу молодым». Конечно, сам он уже давно не в рубке. Но я уверен: если бы у него была возможность отмотать время назад и снова пуститься в очередную навигацию — он бы ее не упустил.

NGS24.RU рассказывал, как парад судов прошел в Красноярске — посмотрите эпичные фотографии и видео.