«Я, убивая отца, не издевалась над ним»: публикуем последнее слово Полины Дворкиной в суде

Полина Дворкина, обвиняемая в убийстве отца и нападении на детский сад, выступила 27 июня с последним словом в Красноярском краевом суде. Девушка рассказала о своей нелегкой судьбе. По ее словам, родители ее не любили, часто били и постоянно пили, у отца был диагноз «алкоголемия». Судьбой ребенка семья не интересовалась, об увлечениях не знала. Находясь в таких условиях, подозреваемая, как сама призналась, часто думала о преступлении. Ниже публикуем речь Полины Дворкиной в суде (речь сокращена без изменения смысла).

— У моего отца есть диагноз «алкоголемия». Он допускал употребление алкоголя до состояния сильного опьянения перед началом рабочего дня, самым ранним утром, перед началом рабочей недели, так как 28 марта был понедельник. Мать тоже употребляла алкоголь перед началом рабочей недели.

Следователь сказал, что я убила отца из-за ненависти к мужчинам. Это слово подразумевает жестокость. Я же, убивая своего отца, никак не издевалась над ним. Наоборот, когда я наносила ему удары гантелей, мне было очень плохо причинять ему боль. Я бы могла ударить его со всей силы и добить, но я не могла этого сделать, это было жестоко. Я решила достать ружье и менее болезненно всё сделать. Я же никак не издевалась над ним.

Перед убийством у нас был диалог по поводу отношений отца и дочери, а не мужчины и женщины. Он мне сказал: «Я тебя породил, я тебя и убью». Это отношения родственников. Мои взгляды на жизнь я никогда ни с отцом, ни с матерью не обсуждала, даже когда я высказывалась в адрес мужчин плохо. Даже когда я налысо побрилась, он [отец] не говорил ничего. У меня плохие отношения с отцом были с детства. Феминизмом я начала интересоваться в подростковом возрасте. Также я бы хотела сказать, что мой отец мне родной, он мне не отчим, который пришел в дом когда-то. Он мой отец.

Также я хочу сказать, что я думала о преступлении, когда родители пили, орали, когда всё плохо, не к кому обратиться за помощью. Меня родные родители не любили, били, тогда я думала только о преступлении. Просто я ошиблась, что была за зло, потому что всегда дома были злость и негатив. Они употребляли алкоголь постоянно и много, и я думаю, что если у моего отца диагноз «алкоголемия», то можно предположить, что он не один выпивал.

Всё это закончилось, когда я села в тюрьму, то есть ушла злость. Я совершила в таком положении преступление. Тут я стала читать добрые книги, и я другой стала. Честно скажу, я вижу, что всё может быть по-другому. Мне показывают фото пап, которые с детьми гуляют, веселятся. У меня так не было.

У меня не было даже никогда друзей. Я видела, что у сверстников другой образ жизни. Мать меня к самоубийству склоняла, отец говорил, что я не должна была родиться. Мне было достаточно заключения одного года, чтобы понять ценности в жизни. Я даже не знала, что существует такой элемент в Уголовном кодексе, как радикальный феминизм, и не знала об ответственности.

Прокурор говорит, что я хотела убить 17 детей, это вместе с девочками же. Так не может быть. Это говорит [о том], что не было радикального феминизма. По поводу того, что я хочу уйти от ответственности, это не так. В качестве смягчающих обстоятельств прошу принять, что я созналась в убийстве.

Также я хочу сказать, что заведующая детским садом не входит в поимку преступника. Потерпевшая Наталья Стус сообщила, что в свое рабочее время, так как она занимается физкультурой, находилась в группе во время происшествия и во время своего перерыва. Заведующая не защищала детей и не представляла группу, также все свидетели подтверждают, что я не поднимала руку в адрес персонала и не высказывалась касаемо мужчин. И при этом хочу отметить, что я ни слова не сказала в садике про убийство своего отца. Об убийстве отца я сообщила только в участке полиции. Это была явка с повинной. Во-вторых, я если бы плохо относилась к мужчинам, я бы в садике сказала, что убила своего отца.

Хочу сказать насчет иска моей матери. Моя мать заявляет, что всё было нормально, она такое не могла сказать, так как ей было плевать на меня, как и отцу. Мы были с отцом как чужие люди, она не хотела вмешиваться в мою жизнь. В своих показаниях моя мать говорит, что ничего не знает про меня, чем я занималась, чем я увлекалась. Она даже не могла подтвердить тот факт, что я работала. Хотя она же видела, что я из дома выхожу, даже такие моменты ее не интересовали. Сейчас еще предъявляет иск. Прошу вас данный иск отклонить, так как это моя единственная квартира.

Если учесть, что моя мать никак не пыталась повлиять на наши отношения с отцом, надо мной издевалась, доводила до суицидов, вела аморальный образ жизни, то это и послужило поводом, мотивом для совершения преступления. Прошу отметить, что ранее она не была потерпевшей по делу, она сначала была свидетелем, а стала потерпевшей в момент, когда меня признали невменяемой и мне нужен был законный представитель. Так как она отказалась от этого, следователь решил сделать ее потерпевшей, мне следователь сам сказал.

Также я прошу учесть свое раскаяние и путь исправления, а вернее, что я уже встала на путь исправления. Мне было достаточно заключения длиной больше года, чтобы понять настоящие ценности. Что надо почитать, ценить своих близких, также мать и отца. Когда я представляю женщину с ребенком и думаю, что он там мог быть, мне стыдно.

Прокурор хочет вынести более строгое обвинение, прошу вас, ваша честь, в качестве смягчающих обстоятельств принять чистосердечное признание, признание вины.

Ружье не было направлено в сторону детей, а выстрел произошел в процессе борьбы. Единственный момент, когда у меня его доставали из рук, я четко видела, что выстрел никого не задел. Так как у меня психическое расстройство и нарушение, я мало общалась в жизни с людьми, я не соображала.

В жизни нужно стремиться к образованию, к профессии, к созданию семьи. Мне стыдно, что сейчас солдаты воюют за страну, а я сижу в тюрьме. Мне стыдно перед государством, что нарушила закон. Мне стыдно, что лишила жизни своего отца, который сам дал мне жизнь и благодаря ему я живу. Спасибо, что послал воспитательниц сам Бог. Прощу прощения перед каждой матерью, отцом, чьи дети были в той группе, — завершила свою речь Полина Дворкина.

Приговор по делу Полины Дворкиной суд огласит 5 июля. Прокурор Красноярского края запросил для нее 19 лет лишения свободы в колонии общего режима и 2 года ограничения свободы.