«Мы, блин, с ними дрались, я его обещала на вторчермет увезти» — красноярка «берет за душу» трамвай и спасает пассажиров

Она подает резкий сигнал, немного сбрасывает скорость вагона — впереди по рельсам с тяжелой сумкой бредет мужик.

— Здесь просто страшно ехать. В Энергетиках участок такой: для людей нет ни тротуаров, ни тропинок, ничего. Вот народ и ходит по рельсам. Днём еще ладно, просматривается. А вечером, если еще и одежда темная — их не видно. Нужно во все глаза глядеть, только бы избежать всего этого, — рассказывает водитель трамвая Ольга Клешина.

Она плавно управляет джойстиком, регулируя ход вагона. Одновременно следит за пешеходами, рельсами, встречными машинами и контактной сетью, перед глазами мониторы с показаниями датчиков и камерами видеонаблюдения.

За окнами трамвая медленно катятся задворки Красноярска. Из этого не самого нового вагона с электронным табло, терминалами, блестящими стальными поручнями, они кажутся особенно заброшенными и пустынными.

— Летом будет опасней — местные подростки, бывает, подкладывают на рельсы булыжники, колеса, иногда ветки большие. Разгонишься до 40 км/час, а у тебя на путях камень лежит! Вагон может с рельс сойти, если наедешь. Надо вовремя затормозить и пассажиров не уронить. А иногда пьяные на рельсах спят, тоже приходится останавливаться, выходить, — говорит, не поворачивая головы от дороги Ольга.

Открывает двери, с остановки ей кричат пассажирки: спрашивают, где потерялся другой рейс, который они уже устали ждать. «Четверочка на „Дом творчества“ едет. Сейчас там уже. Через несколько остановок у вас будет», успокаивает она.

Едет дальше. По своему правобережному кругу. Так уже четырнадцать лет подряд. Вспоминает, как в юности увлекалась скалолазанием, выступала на соревнованиях, но из-за травмы колена спорт пришлось оставить. Работала поваром-кондитером, продавцом, в 2011-м выучилась на водителя трамвая.

— Мне всегда нравились трамваи, есть в них что-то умиротворяющее, спокойное, не то что на автобусе. Это у меня еще с детства — с дедом часто ездили с Предмостной, я садилась сзади на сидения, находила болтики на сидушках. И вот вагон останавливается — я на болтик нажимаю. Конечная, дверь открывается, тут другой болтик. Так постоянно играла, — говорит Ольга.

Ее первый — старый КТМ (Кировский трамвай моторный), потом перешла на более современный вагон. С ним было долго. И только четыре года назад стала рулить своим нынешним — «Львенком». С «блатным» номером 001. Бывший, по ее словам, обиделся.

— Я как пересела на «Львенка», тот вагон в тупике оказался. Ни с кем не сработался: ломался, ломался и все, потом встал колом.

— Скучаешь по нему?

— Ну, я все время проезжаю, а он там стоит в уголочке. У нас с ним столько всего было. В первые дни мы, блин, с ними дрались, я его обещала на вторчермет увезти. Потом он стал работать. Прямо никаких серьезных неисправностей, ни разу меня не подводил, — говорит Ольга. — С «Львенком» общий язык быстро нашли. Он, конечно, когда только пришел, маленько капризничал. Видать электроника не до конца была отстроена. Ну, а потом уже я говорю: «Если будешь мне „исполнять“, я тебя брошу, работать с тобой не буду». Всё, полное взаимопонимание теперь. Техника, она же как бы сказать… хоть и железо, а душа есть. Она как будто слышит, понимает, каждая со своим норовом. Вот бывает, что садишься на другой вагон, ну что-то не то, тебе не комфортно. И ему тоже. Каждая техника она всё равно привыкает к своей хозяйке.

Ольга снова резко сигналит — на перекрестке перед трамваем пытается проскочить легковушка. «Это у нас постоянно такое, как будто с ума сходят, лезут под трамвай» — спокойно замечает она. В такт ее словам на панели покачиваются амулеты, наверху магнит с рисунком «Львенка». Это с его трамвайного дня рождения.

— Мы всегда компанией «Львят» (в Красноярске 25 трамваев подобного типа) отмечаем этот день в кафе. Не все, конечно, но своя команда, кто так же холит и лелеет вагоны, у нас есть.

— А другие трамваи как-то называют?

— Ну, мы старые вагоны никак не называем. Вот, когда «Львята» только пришли и мы начали ездить на них, нас блохастыми называли. И гнидами, потому что вагон белый.

— М-да, это от зависти…

По пути несколько раз останавливает трамвай, выходит с маленьким ломом — вручную перевести рельсы в нужное направление. Садится обратно за кнопки и джойстик. По пути машет встречным рейсам — таким же как она водителям трамваев. В основном, это женщины. Мужчин у них мало, один из них — её муж, на работе с ним и познакомилась. Расписались в июле прошлого года. Он на другом маршруте, с ним сегодня не пересекаются.

— Кто у вас в семье рулит?

— Да мы оба. У нас нет такого, что кто-то там старший или «хозяин в доме». Всё обоюдно у нас. Раньше всё тащила на себе. Даже если что-то болит, все равно — тащишь. Бабушка старенькая, двое детей. Тут о себе думать некогда было, только мечтала о какой-то поддержке. Он у меня заботливый и внимательный. В том году нога сильно болела, не могла наступить на колено. Почти три месяца просидела на больничном. Он прибежит с работы меня на руках спускает с пятого этажа в машину в больницу ехать. И обратно потом. Много силенок и нервов ему пришлось потратить на меня. Он — опора моя.

— Дети по твоим стопам не собираются?

— Старшая дочь у меня парикмахер. Младшая еще только в пятом классе учится, она у меня еще та звезда, такая бегучая, активная… В нашей профессии тяжело сильно. Это, во-первых, очень ранний подъем — самый первый выезд у нас бывает в 5 с лишним утра. А до этого нужно вагон принять — от крыши до колес, отогреть, подготовить. Смена по 12 часов. На обед полчаса. Плюс несколько минут перерыва на конечной. У нас из новых многие нее выдерживают такого распорядка. Недавно было: из двадцати пяти стажерок остались только пять. Остальные сбежали уже во время учебной езды, — говорит Ольга. — Во-вторых, морально сложно, потому что пока пассажиры находятся у меня в салоне, я за них отвечаю. И за пешеходов тоже. А когда подрезают, выскакивают, нужно предотвратить ДТП, чтобы и машину не ударить и пассажиров не уронить. Вот все накладывается. И сами пассажиры иногда ругаются, особенно, когда долго ждали трамвай, например, из-за пробки. По большей части у нас мужчины более вредные, чем женщины.

— Конфликты с ними?

— Мы в конфликты не вступаем. Пытаются порой вывести на ссору, но с пассажирами нельзя конфликтовать. Мы же работаем для них. Поэтому приходится промолчать, «обтекать» где-то, даже если они нас постоянно оскорбляют, либо пытаться спокойно уладить. Бывают такие не в настроении — все кругом виноваты во всем. Едешь, переживаешь. Ну, я стараюсь как бы, ситуацию пропускать мимо, то есть не впитывать. Домой прихожу своим сразу говорю: у меня час тишины, не трогать. Ничего, потом прихожу в норму. Делаем уроки с младшей, поела, в душ и спать.

— Где-то полгода назад у пассажира в вагоне случился инфаркт. Он просто ехал и упал без сознания. Хорошо еще не ударился, как-то так мягко повалился, так спокойно. Я как раз останавливалась в это время. Бросилась приводить его в чувство, ну, вроде откачали, скорую вызвали. Тогда я, конечно, очень напугалась, — продолжает Ольга.

Она выезжает на Красраб, оживленное движение, водители авто неохотно уступают помехе в центре — вагону на рельсах.

— А вот я еще водительские права не получила. Учусь потихонечку. Для меня непривычно на машине ездить. Некомфортно себя чувствую, приходится там себя ломать. Это совсем другая техника, — говорит Ольга.

Она мечтает выбраться на море. Говорит за всю жизнь дальше красноярского водохранилища никуда не выезжала вообще. Постоянно работала.

— Как таковой глобальной мечты у меня нет. Я всегда хотела быть счастливым человеком. Я ей стала. У меня двое детей, сейчас муж. У меня все в принципе есть. Больше мне ничего такого не надо, — говорит водитель трамвая Ольга Клешина. — Работа тяжелая, но любимая. Иначе бы давно уже не выдержала тут. Хорошо же.

Она выезжает на Предмостную. Заходит на очередной свой круг по правобережью. Улыбается и машет.