Его песни «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», «Крепитесь, люди, скоро лето», «Давай с тобой поговорим» давно стали народными. Авторская песня некогда играла особую роль в формировании нашего менталитета. Зародившись в задушевной обстановке у походного костра, при свете ночных звезд, в эпоху тотального контроля над информацией, она оставалась для многих источником честной и чистой эмоциональной жизни.
Сменились времена, унося с собой вчерашних королей и кумиров, но бардовская песня и в наше время жива и востребована. Одной из ее центральных фигур, без сомнения, является сегодня Олег Митяев. Каждый концерт музыканта – настоящий сюрприз для публики. В общении со зрителями он всегда прост и в то же время непредсказуем, остроумен и лиричен.
Олег Митяев родился 19 февраля 1956 года в Челябинске.
После окончания монтажного техникума и службы в армии окончил Челябинский институт физкультуры.
В 1979 году, вдохновленный Ильменским фестивалем самодеятельной песни, написал свою первую песню «Изгиб гитары желтой».
В 1980–1987 годах работал в разных областях: преподавателем в институте, артистом Челябинской филармонии, монтажником и даже дворником. Учился заочно в ГИТИСе.
В 1986 году участвовал в «Марше Мира» – гастролях творческой бригады бардов во главе с Булатом Окуджавой по городам России. В 1987 году переехал в Москву, где и проживает до сих пор.
С 1998 года стал работать с музыкантом Леонидом Марголиным – мультиинструменталистом, в чьей аранжировке песни Митяева зазвучали по-новому.
Народный артист России, член Союза писателей, лауреат национальной премии «Овация», лауреат премий Фонда русской поэзии, премии «Золотой Остап».
Женат, четверо детей.Будущий поэт и композитор Олег Митяев вырос на берегу озера и летом всегда спал на балконе, откуда по утрам любовался на окрестную красоту. Думал, что так живут все... Ну а еще, если не врут официальные биографы, до 13 лет Олег спас семь тонущих человек, что, впрочем, за подвиг в их бедовом дворе не считалось. Повзрослев, Митяев продолжает вытаскивать людей – только уже не из воды, а из депрессий, уныния и хандры. Его спасательный круг – его песня.
– Олег, наверное, невозможно даже примерно посчитать общее количество твоих концертов. Есть ли те, которые остались в памяти?
– Первые концерты. Они были очень яркими. Например, после фестиваля в Алма-Ате в 1981 году нас повезли куда-то высоко в горы, и мы выступали перед работниками метеостанции. И вот вся эта дорога по казахским горам запечатлелась навсегда: мы шли выше облаков и под нами летали самолеты – это было потрясающе. Это такое удивительное познание жизни. А если брать негатив, то запомнился концерт на Сахалине, на каком-то кислотном производстве, где я был по заданию челябинской филармонии. Я очень старался доставить удовольствие рабочим, но им это не надо было совсем и они даже не аплодировали. В красном уголке сидели изможденные, совершенно безразличные люди. Пришлось закончить концерт минут через двадцать, сказать радостно и бодро, что мы к ним еще приедем…
– Как ты объяснишь то, что феномен авторской песни существует только в России и окрестностях?
– Ну, это не совсем так. В виде шансона она существует во Франции, в виде альтернативной социальной песни – в Италии и Германии. Там, кстати, есть довольно известный человек – Вольф Бирман. Там говорят, что его песни способствовали упразднению ГДР и объединению Германий. Правда, еще до крушения стенки он переехал в ФРГ. Бирман является голосом целого поколения, поет под гитару, очень популярный человек. Смешно: когда он приезжал в Москву и выступал, все время обращался к русским с вопросами о жизни здесь, а в зале были только двое русских: я и Никитин, остальные все немцы.
– А кто в Италии?
– Есть такой Брандуарди, я не знаю итальянского, поэтому в деталях о его поэзии ничего рассказать не могу, но мне очень нравится его... такое средневековое звучание и, конечно, богатейшая смысловая нагрузка.
– Олег, Андрей Вознесенский когда-то написал: «Стихи не пишутся - случаются…» К песням это тоже относится?
– Я не буду утверждать, что так происходит у всех, но у меня – точно. Причем это бывает довольно часто в самое неподходящее время и в самый неподходящий момент. Тут самое главное – отложить все дела и записать собственное настроение, потому что любая песня, даже неудачная, создана из чувств и впечатлений ее автора.
– Что для тебя сложнее: сочинять песни, давать концерты, общаться с поклонниками?
– Самое трудное – это постоянное преодоление расстояний, перемещения по всей планете. Можно сказать, что моя работа – это дорога и разлука. И когда мне жена говорит: «Куда ты снова и почему так надолго?», я оправдываюсь тем, что работа у меня такая. А концерты – это часть настоящей, полной жизни. На концертах мы все вместе собираемся, поем песни, общаемся… В общем – живем.
– Что бы ты посоветовал человеку, который сочиняет песни – для себя, для души, для друзей: куда ему обратиться, как донести свои произведения до массового слушателя?
– Я долгое время занимался тем, что на простом китайском двухкассетнике распространял свои песни. Поэтому надо записывать свои произведения и кому-то давать слушать. Если песни хорошие, то они обязательно будут распространяться. Кстати, сейчас для этого существует очень удобный инструмент – Интернет. Но самое главное для того, кто пытается что-то сочинять, – это понять, действительно любишь ты этим заниматься или нет.
– Когда к тебе приходит Муза?
– Если б знал, написал бы не 150, а 3500 песен. Муза приходит, и я сразу все дела откладываю.
– На ком проверяешь новые песни?
– Пою всем, кто под руку попадется.
– И какие из друзей судьи?
– Строгие. Отзываются честно: «Сам-то понял, что написал?» А я отвечаю: «Да, пойду поработаю еще».
– Кто Олег Митяев больше: автор, исполнитель или еще кто-то?
–
Мне в свое время нравились два красивых слова: актер и писатель. Актера довольно скоро отсеял – уж очень они с утра до вечера пашут. Нервная работа. Самое главное, мне говорили, они проживают несколько жизней! А своя-то в это время пропадает! И так мне жалко свою жизнь стало, что я отказался от актерства. Пишу от случая к случаю и еще общаюсь с людьми. Это странное чувство, когда полный Кремлевский дворец на 6000 человек, а я стою за кулисами и думаю: «Сейчас выйду, побалагурю, что-то спою, поговорю, и все довольные разойдутся».
– Знаю, что когда ты только начинал свой творческий путь, поэтесса Вероника Долина говорила тебе, что понять, хорошо пишешь или нет, можно, сверяя «систему координат» с цветаевской поэзией. Продолжаешь сверяться?
– Теперь это происходит уже автоматически, потому что сейчас я регулярно читаю что-то из высокой поэзии. Но себя с гениями не сличаю: уж что получается, то получается. Я понимаю, что нахожусь на том месте, на котором нахожусь. Может быть, самообразовываясь, я меняюсь. Правда, неизвестно, в какую сторону.
– Олег, насколько, на твой взгляд, была права Анна Ахматова, написавшая «когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда»?
– Права, во многом права. Вы знаете, иногда мне приходится ее цитировать, отвечая на подобные вопросы. Просто я так долго запутывал всех, что было бы глупо взять и начать действительно признаваться, откуда и что появляется. К тому же для меня самого это тоже до сих пор большая загадка – откуда что берется, когда пишешь песню.
– Розенбаум, когда его приглашают в гости, говорит: «Накормите меня борщом, а потом я вам сам спою». Сколько должно пройти времени, прежде чем тебя попросят: «Спой!»
– Макаревич как раз очень красиво пишет в «Занимательной наркологии», что если ты пошел в ресторан при гостинице – сделал первую ошибку. Если тебя окликнули, и ты откликнулся – вторая ошибка. Если тебя попросили подойти к столу просто поздравить, и ты пошел – третья ошибка. Потому что когда тебя потом просят спеть, а ты откажешься и уйдешь, они скажут: «Вот, козел! Человека пригласили, а он так...» Но это не принципиально.
– А то, что происходит на нашей эстраде и ТВ, не раздражает?
– А чего раздражать? Выключил, да и все.
– Олег, то, чем ты сейчас занимаешься, стало шоу-бизнесом, хотя и особой его частью...
– Шоу-бизнес – слово, хоть и нехорошее, но очень функциональное, как механизм донесения своих песен до большего числа слушателей...
– ...и следовательно, получения большего количества денег!
– Здесь есть два пути. Первый – это когда человек вкладывает деньги, чтобы потом получить прибыль. Наши продюсеры сегодня ведь не вкладывают деньги в песни на стихи Ахматовой, Цветаевой или Гумилева. Наверное, потому, что только процентов пятнадцать-двадцать нашего населения знают, кто это такие, и глупо вкладывать деньги в эти пятнадцать процентов, а не в остальные восемьдесят пять. Вот они на большинство и работают, поэтому и выбирают, что погрубее, попроще. У меня совершенно другая ситуация, потому что я хочу донести до людей именно то, что делаю лично я.
– Олег, ты родился в Челябинске, в то время это серо-монументальная сталинская архитектура, очень давящие, напрочь лишенные радостных красок улицы и проспекты... И вот что удивительно: твои песни, наоборот, такие солнечные, полные света...
– Как-то из зала мне пришла укоризненная записка: «И утро-то у вас доброе, и любимая милая. Надо только чуть-чуть покрепиться, и придет лето – все будет хорошо!»... На самом деле грустных и даже мрачных песен у меня гораздо больше, чем светлых. Скорее всего, дело в контрасте: унылые мотивы создают выигрышный фон для жизнерадостных произведений. Маме, папе и Господу Богу спасибо за то, что я лирик...
– Дрался часто?
– Не чаще, чем ребята в других дворах, просто наши были более, что ли, отчаянные. Дальше – кому как повезло: одни сели, другие пошли на завод, некоторые стали олимпийскими чемпионами, причем неоднократными. В основном, по хоккею... Со Стариковым мы вообще жили в одном дворе (он был младше, и внимания никто на него не обращал), а с Сережей Макаровым на свет появились в одном роддоме, ходили на одну танцплощадку в Ленинском районе и позднее учились в одном институте. Когда я был в Канаде, с удивлением узнал, что он там национальный герой, в местной галерее славы на видном месте его портрет. А вот в Челябинске нет портрета...
– Олег, читала, что профессию дворника ты считаешь очень подходящей для поэта. Почему?
– А потому что она помогает личности гармонично развиваться. Представьте себе: помимо физического упражнения с метлой, наблюдаешь за кустами, деревьями, встаешь вместе с солнышком… Идеальное сочетание физического и духовного.
– Олег, ты можешь назвать себя счастливым человеком?
– Разумеется, хотя раньше я думал: ну, когда же пенсия?! Когда же можно будет целый день быть свободным, ходить на рыбалку, и чтобы никакие невзгоды на тебя не свалились? Однако, чем старше становишься, тем больше ощущаешь свою ответственность, переживаешь за детей, потом за внуков, так будет до конца жизни – придется переживать. И это хорошо! Потому что это жизнь, и она прекрасна во всех ее проявлениях! Просто нужно научиться ее правильно понимать.
– Среди огромного количества поклонниц разных возрастов ты до сих пор пользуешься репутацией многоопытного сердцееда. А всё потому, что в первой половине своей жизни активно влюблялся и женился на каждой новой даме сердца…
– Да, так было раньше, и мои измены приводили к разрывам с женами. Но мне об этом не стыдно говорить, потому что я поступал честно: если встречал другую, супруге не врал. Ну, нет больше любви – что делать? Всё происходило по одной схеме: влюбился – развелся – женился…
Кстати: первый раз бард отправился в загс в 23 года: вернувшись из армии, он поступил в институт физкультуры, поехал с однокурсниками на картошку и там встретил красавицу-гимнастку Светлану. Родился сын Сережа и всё было благополучно, но молодого отца угораздило влюбиться в тренера по лечебной физкультуре Марину. Последовал развод. Митяев всё оставил Свете и сыну, а с новой женой стал жить при пансионате, работая там завклубом.
Поступив на заочное отделение в ГИТИС, начинающий исполнитель сделал всё возможное для переезда в Москву вместе с Мариной и своим вторым сыном Филиппом. Вскоре родился третий наследник – Савва. Но Митяев снова влюбился – в актрису театра Вахтангова Марину Есипенко, которая была гражданской женой Никиты Джигурды. Тем не менее, сегодня они женаты, счастливы и воспитывают дочь Дашу.Однако не так много у меня было браков – всего три. Или четыре: еще один раз сходил в загс для прописки в Москве, но это вряд ли считается! Сейчас я стараюсь с новой силой влюбляться в свою жену. Не приведи Господь мне влюбиться снова в другую женщину! Это же опять вся жизнь наперекосяк. Так что стараюсь себя сдерживать! (Смеется.)
– Как ты себя чувствуешь, когда тебя хвалят?
– Когда я учился в Москве и жил у товарища, к нам однажды пришли две таки-и-е девчонки! Товарищ вышел с одной из них покурить на площадку и говорит ей: «Ну ты вообще! Ты такая! Я таких симпатичных еще в жизни не встречал!» А она ему в ответ: «Да ты меня еще голую не видел!» Вот и мне, когда я слышу хорошие слова в свой адрес, хочется ответить так же!
– Александр Розенбаум – в Госдуме, Александр Новиков – в предвыборном списке «Партии жизни», Николай Расторгуев стал членом «Единой России»... С тобой нечто подобное пока не происходит?
– К счастью, нет. Впрочем, и предложений не было.
– А если поступят?
– Постараюсь сделать все возможное, чтобы не участвовать в этом.
– Что чувствует мужчина, разменявший недавно «полтинник»?
– В моей песне про Есенина есть такие строки: «…жизнь, как цыганский припев, ускоряется вниз по горе»… Вот это я и чувствую. Думаю, что это ощущение есть у многих.
– Есть анекдот от Михал Михалыча Жванецкого: «Он инженер и еще что-то, и на это что-то он живет». Музыка – это твоя основная профессия?
– Судьба распорядилась так, что бардовская песня – это мое основное и единственное занятие в жизни. Чем бы я ни занимался, мне сверху постоянно говорили: «Пиши песни, и все у тебя будет». В конце концов, мне пришлось все оставить и только писать песни.
– Нужны ли тебе особые условия для творчества, например, тишина и одиночество?
– Меня очень радует то, что «технологической необходимостью», чтобы что-то написать, является безделье. Правда, идти на работу все-таки приходится, причем очень часто. Поэтому безделье приходится планировать. То есть запланируешь себе 10 дней бездельничать, и все: не трогайте меня, я буду лежать, смотреть телевизор, оттаивать – в общем, заниматься всякой ерундой. Может быть, из этого что-то и получится, а может, ничего не получится. Потому что никто никому ничего не обещал.
– Ты объездил полмира, есть любимые места?
– Я понял, куда ты клонишь…Есть места, которые я очень люблю. Мне очень понравилась Сардиния, остров Маврикий, недалеко от Мадагаскара – тоже очень здорово там, и Париж – это тоже замечательно, и Барселона… От Израиля у меня всегда остается ощущение, что это вообще один город, причем не особо большой. Но самый красивый и самый дорогой для меня город – родной Челябинск.
– Олег, теперь о «звездности». Тебе никто не говорил: «Олежек, ты подбородок-то опусти!» Нет, не было?
– Ну, из тех людей, к которым я прислушиваюсь, никто так не говорит. Но, на самом деле, быть на виду – это значит почти наверняка услышать: «Эээ, раньше-то ты попроще был». Кстати, случай: мы в Челябинске опаздывали на поезд. А дворец культуры недалеко от вокзала, трамваем – всего две остановки. Забросили вещи, сели, и какой-то пьяный дядька, еле держась за поручни, поднял глаза, увидел меня и высказался: «Митяев. В трамвае. Какой позор!» Вот такая ситуация. Получается, мне не разрешено ездить в трамвае?!
– Понятно. Ты достаточно трезвомыслящий и много переживший человек, чтобы понимать цену такой славе.
– Конечно. Когда меня, например, останавливает гаишник, и я начинаю что-то объяснять, а он меня при этом не узнает, я себе говорю: «Песни надо лучше писать, чтобы узнавали». Вывод-то все равно один. (Смеется.) И еще у меня такая присказка есть: «Пишешь-пишешь песни для ГАИ».
– Ты эмоциональный человек или рассудком живешь?
– Я человек довольно спокойный, но, наверно, принципиальность и честность в каких-то вопросах – это свойство поэтической натуры. Мозгов у меня не много, приходится доходить сердцем.
– А ты верующий человек?
– Я был октябренком, пионером, комсомольцем и коммунистом. И атеистом-расстригой! Но обретение веры – процесс уже необратимый, мне кажется. И мне очень трудно. Вера – это очень тяжелая ноша. Бродский сказал, что в веру нельзя обратить, к ней надо прийти. Вот и идем потихоньку.
Интересные факты
выходит на сцену побалагурить, спеть и поговорить;
коллекционирует пиратские диски со своими песнями (уже собрал 130 штук!!!);
выучил немецкий, чтобы вести концерты в Германии, а немцы выучили русский по его песням;
собирается писать на афише: «Осторожно! После концерта хочется выпить!»;
жалеет, что с экрана пропали хорошие передачи, например, «Белый попугай»;
традицию подписывать после концерта книги и диски подсмотрел в ЮАР;
для джазового номера ищет неземной красоты женщину с замечательным голосом;
свою самую первую песню написал на лекции по плаванию;
в родном Челябинске бывает три раза в год;
давал концерт перед космонавтами на орбите и общался с ними через обычный телефон по громкой связи;
не считает себя звездой.
И это все о нем:
– «В его сердце помещается вся планета», – сказала об Олеге певица Тамара Гвердцители.
– «К нему тянутся. Рядом с ним тепло и светло. Этот поэт искренне и честно рассказывает нам о себе, это – о каждом из нас», – говорила о нем писательница Виктория Токарева.
– Актриса Ирина Розанова в одном из интервью призналась: «…он поет очень светло. Конечно, есть в его песнях какая-то тоска, грусть, но всё это очень светлое. Он единственный у нас такой, его ни с кем нельзя перепутать, его голос узнаешь из миллиона голосов».
Японские переводы в хокку наиболее популярных песен Митяева
«Как здорово…»:
Все мы здесь.
Закатным отблеском
пляшет костер меж сосен.
Здорово как. И хватит. И красота!
по мотивам «С добрым утром, любимая!»:
Надпись красивая
смотрит в окна любимой...
– Периферия!
«Москвичка»:
Она пьет водку,
так как подданная русская.
Савеловский вокзал. Москва.
«А лето кружит семена сомлевших в полдень тополей»:
Стынет из ягод пирог.
Женщина мне не дает.
Семя по ветру пущу...
«Соседка»:
Снова гость у соседки...
Как назвать ее, чтобы не обидеть
Одинокую женщину?