Банька на Енисее для Джареда Лето: кто привозит в Красноярск звезд и чего им это стоит

2009 год, в Красноярск на концерт «Монстры рока» приезжают группа Scorpions и Alice Cooper, спустя два года «Скорпы» дают прощальный тур. В 2015 году во Дворце спорта имени Ивана Ярыгина проходит концерт группы 30 Seconds To Mars. Небывалый размах для сибирского города, у нас же тут медведи ходят по улицам — и на тебе, мировые легенды рока! Собственный рекорд по крутости бьет тот же организатор концертов Александр Рыжов и его команда — концертно-гастрольное агентство «Музыкальный город». Мы встретились с Александром Владимировичем в редакции NGS24.RU и узнали о том, как в Красноярске проводили концерты мировых музыкальных легенд и какие капризы бывают у артистов. Чего стоит привезти в Сибирь мировую звезду и почему многие, например Rammstein, до нас так и не доехали, но сильно хотели, — в материале главного редактора NGS24.RU Кадрии Катциной.

— Scorpions так часто к нам приезжали, никак не могли попрощаться. Им так понравилось в Сибири?

— Ну прощальный тур мы в Красноярске делали единожды, на самом деле. Сначала был первый концерт, год сейчас точно не вспомню, может, 2004 или 2005-й. Дальше был масштабный рок-фестиваль «Монстры Рока», где «Скорпы» были одними из участников. А вот потом уже прощальный тур. Кстати, действительно, мне еще раз было от них предложение о проведении концерта. Но я сказал: «Нет, спасибо, уже простились, давайте не будем возвращаться». Вообще участники группы к России как-то с особым трепетом относились. Я не совру, сказав, что «Музыкальный город» для Сибири прорубал окно в Европу. Здесь не было раньше «фирмачей». Есть же привычная география: Москва, Питер, ну ладно, всё, что до Урала. А тут Сибирь! И, кстати, зря. Как показал многолетний опыт, Сибирь всё-таки более привлекательна для европейцев, тут есть что посмотреть, чем удивить, для них тут всё — «вау!»

— У европейцев есть тренд на этнику.

— Они обожают этнику, настоящесть, природу. Европейцы же летят, не знают, что у нас с воздухом есть проблемы или еще что-то. Они летят на могучую реку Енисей, которая окружена тайгой. Например, те же Deep purple (были в Красноярске в 2004 году. — Прим. ред.) сначала хапнули красноярского размаха и красоты. Тут не особо удалось погулять, но мы улетели в Иркутск, а там прямо был день выходной. И мы нанимали катер, по Байкалу ходили, и это для них, конечно, были потрясающие эмоции. Они так искренне выражали восторг от чистоты Байкала, от размаха. Они погуглили, почитали даже, приятно было. Капитан был местный, рассказывал какие-то интересные факты, и было приятно, что музыканты вставляли какие-то реплики, из которых было понятно, что они в теме. Они уже почитали. Знают. Готовились. То есть их не просто привезли на какое-то озеро. Или, например, 30 Seconds To Mars прилетели заблаговременно. Так что мы устроили им настоящую русскую баню, причем за городом, а это было зимой, с выходом к Енисею, чтобы окунуться. Команде очень понравилось!

— Что произошло после 2015 года? Почему артисты такого уровня перестали к нам ездить?

— Во-первых, мы очень сильно попали с дефолтом. На моей памяти у меня было порядка семи контрактов именно с мировыми исполнителями, и это очень сильно финансово ударило по «Музыкальному городу». Мы их, безусловно, провели все, но провели с большими финансовыми потерями. После чего и я, и не только я, но и мои коллеги, кто занимался «фирмачами», стали уже осторожно относиться к поиску, подписанию контракта, вообще подобным гастролям. Мы («Музыкальный город») были единственные, кто специализировался именно на работе с мировыми звездами. Это порядка 30 имен, из этих 30 ну дай Бог шесть–семь были финансово благополучны, всё остальное приходилось черпать за счет российских артистов, ну или там каких-то крупных ивентов. Надо понимать, что раз это мировые звезды, это и очень большие контракты, это и очень большие затраты. Соответственно, и цена билета порядочная на стадионе. Конечно, если делать на поляне с билетами по 500–700 рублей, людей бы был биток, собирались бы, наверное, сотни тысяч. Но мы всегда были ограничены тем же Дворцом спорта Ярыгина, так что это определенная экономика. Которая, кстати, вообще не всегда, несмотря на огромнейший публичный резонанс, была в мою пользу.

— Кстати, о площадках. После «Скорпов» была какая-то уверенность, что и Rammstein до нас доедут, но есть ли такая площадка, которая могла бы их принять?

— Есть такие группы с определенной историей, и одна из них это Rammstein. Это прям какое-то заклинание, как это можно вообще назвать. Я был два раза в фазе подписания контракта с ними. В первый раз — «Хромая лошадь», когда эта трагедия произошла, мы уже были подписаны. И когда случилась эта беда, вышло постановление МЧС, запретили использование пиротехники в больших спортивных залах. И если мои коллеги в Москве в Олимпийском смогли это решить, то в регионах всегда относятся более жестко и более категорично. Нам пришлось контакт развернуть, это был первый раз.

Второй раз — до пандемии, 2018 год. Rammstein запланировали свои гастроли в Китае, а специфика гастролей у «Раммов» — это очень большой конструктив, это огромная сцена, это не только продакшн, звук и свет, это порядка 11 фур ездят за группой. Нужна неделя для того, чтобы разгрузиться, построить. То есть везти с собой нужно очень много оборудования. Гнать из Европы до Китая короче всего через Россию. Они сами предложили: «Окей, давайте нам Сибирь, и мы разобьем дорогу». Я потратил два месяца на это, причем это был декабрь, перед Новым годом. А мне нужно было в Новосибирске, в Иркутске и в Красноярске предложить им площадки. Слава Богу, это был летний период, у нас на самом деле нет таких площадок, куда бы мы могли вместить эту сцену, поэтому и было такое решение — и Китай в летний период, и, соответственно, Сибирь. Я рассматривал и ипподромы, и стадионы, и экспоцентр новосибирский, в общем, я собрал всю необходимую информацию для них, которую они запрашивали, им отправил, до Нового года успел, потом эта информация обрабатывалась, то есть мы планировали вот в Сибири три города, я уже потирал руки, думаю: «Ну наконец-то, „Раммы“ доедут на нас». Rammstein, конечно, для меня это была какая-то определенная вершина, мечта привезти именно в Сибирь. Пандемия. Понятно, они поставили крест на Китае.

— Это грустно. А как наш регион? Привлекателен для артистов?

— Любой концерт, если ты организатор, — это бизнес. С одной стороны есть затратная часть, которую ты должен отбить. Мы всегда несем риски самостоятельно. С другой стороны — планируемая прибыль. Есть понятие «емкость рынка», и она в Красноярске довольно высокая. Было время, это начало 2000-х, когда Новосибирск нас опережал по сборам, по емкости. Потом Красноярск сравнялся, Иркутск плелся где-то в хвосте вместе с Омском. Но прошло какое-то время, уже после пандемии, и теперь современная история гастролей такова: Иркутск уже подтянулся на уровень Красноярска. Мы можем собирать большие залы на хороших артистов. Эти артисты ездят с удовольствием сюда.

— А почему, например, какие-то артисты доезжают до Новосибирска, а дальше не собираются даже?

— Нет каких-то логистических преград, сейчас настолько хорошее авиасообщение, что мы вообще строим туры день в день, в Новосибирск несколько рейсов в день, хочешь утром, хочешь вечером, хочешь ночью. Причины могут быть разные, например артист дает 4 или 5 дней, сколько ты успеешь за эти четыре–пять дней поставить городов, столько и будет. Это одна из явных причин. Другая причина — сейчас в Красноярске существует серьезная проблема с большими площадками, я про спортивные арены. Была проверка в «Платинум арене», и там запретили проводить зрелищные мероприятия, большая нагрузка сейчас на ледовых аренах «Север» и «Кристалл», каждая площадка является домашним залом для волейбола, для баскетбола, для хоккея, и с концертами крайне сложно попасть, потому что плотный график соревновательный и тренировочный, и у спорта есть свои задачи, с которыми культура никак не коррелируется.

До того как мы перестали работать в «Платинум», Красноярск был в Сибири номер один город по выбору общей площадки. Мы реально могли выбирать, и не были настолько забиты и «Арена Север», и «Арена Кристалл», и туда легко попадали. Но сейчас всё настолько изменилось, что легче даже попасть в Иркутск, у которого всего три площадки. Поэтому и с этим может быть тоже, две основных причины я вам назвал: это отсутствие дат свободных, например, на длинный маршрут, второе — невозможность получения площадки в Красноярске.

— Вам попадались капризные артисты?

— Мне бы, наверное, было проще ответить лет 20 назад на этот вопрос. Я бы наверняка назвал какие-нибудь фамилии. За такое количество лет я уже не соотношу это с какими-то капризами, но есть особенности у каждого человека, в том числе и у артистов. И если ты немного разбираешься в психологии — организатору нужно это делать — то по сути ты быстро учишься сглаживать определенные углы для того, чтобы не получать какие-то отрицательные эмоции от артиста, потому что от этого во многом зависит качество самого концерта и твой профессионализм, как организатора тоже. Поэтому я это не называю капризом. Есть особенности? Ну да, есть. Валерий Яковлевич Леонтьев например, который, к сожалению, уже оставил сцену, у него была такая особенность — суперблэкаут в номере, то есть ты всё должен затянуть тканями, еще скотчем, чтобы не дай бог там никакая ни малейшая щелочка не осталась. Кто-то может назвать капризом, для меня это все-таки особенность и желание человека привести себя в форму перед концертом, он потрясающий работяга, я это не называю капризами, я называю определенными условиями. Хочешь работать в этом бизнесе, научись организовывать и принимать артиста так, чтобы ему было комфортно в твоем городе, чтобы он выходил на сцену с хорошим настроением, а не испорченным, и в этом отчасти твой профессионализм.

— Это вообще суперважный навык, я знаю эту работу изнутри, имела счастье к этому прикоснуться.

— Причем ты была в золотое время, 2011-й год, это рассвет таких гастролей, когда мы были окрылены. Казалось, дальше только круче и больше. «Музгород» уже был профессионально хорошо подкован, у нас было умение работать с мировыми звездами, с российскими — любого уровня. И это было то время, когда казалось, что возможно вообще всё, и мы привезем хоть кого в Красноярск.

— Я помню кучу классных проектов, а еще была такая фишка, когда у нас по офису лежали афиши в пачках. Мы по ним ходили. Это была примета успешного концерта и продажи билетов.

— О! На билетах еще и сидели. Не помню, ты застала или нет.

— Застала и сидела.

— Сейчас билетами занимаются билетные операторы. Слава Богу, мы с себя это бремя сняли. А когда мы билетами занимались, печатали их в нарезку. Перед тем как запустить их в кассу, нужно обязательно было на них посидеть. Эта примета еще с начала XX века в культуре. Напечатанные афиши, потоптаться по ним, на билетах посидеть — сейчас уже нет такого. Мы сейчас больше верим в силу интернета, контекстной рекламы современного маркетинга.

— Раньше по городу было много наружки: баннеры, огромные растяжки. Сейчас этого всего нет, потому что город меняется, он живет уже в другом ритме. Куда ушли все маркетинговые штучки?

— Ой, та же заборная реклама в Красноярске всегда отличалась от других сибирских городов. И мы до сих пор единственный город, который не имеет официальной расклейки, у нас нет городской афишки, как в Новосибирске, в Иркутске или в любом уральском городе. Поэтому эта заборная реклама, с одной стороны, была хороша своими форматами большими, но с другой стороны, это же колхоз, конечно, и классно, что он ушел. У нас несколько изменились рекламные бюджеты: сейчас и таргет, и контекст могут больше давать отдачи, чем даже наружная реклама. Но мы от нее тоже не отказываемся, потому что весь набор инструментов по сути хорош, работает на разную аудиторию.

— Ну город, да, тогда пестрил афишами…

— Тогда и количество [концертов] было. Сейчас, скажу честно, работать скучно. Потому что мало есть с кем. Спасибо, что остались такие, как Диана Арбенина, приятно послушать, почитать и просто пообщаться. Мы нарастили эти мускулы так называемые за много лет. Что с ними сейчас делать? Это неинтересно, если ты побывал на определенной вершине, тебе возле подножия уже как-то… Это не про самолюбование или про какую-то гордость, а ты теряешь азарт, теряешь интерес к бизнесу. У тебя нет цели, и по сути ты начинаешь уже скучать. Российских артистов не так уж много, все одни и те же. Организаторов меньше не стало, топтаться на одной поляне уже не совсем хочется. Но, с другой стороны, я все равно не теряю надежду, что я застану еще то время, когда всё вернется, и наши друзья из-за рубежа поедут. Я знаю таких артистов, которые очень любят Россию. Я думаю, они тоже ждут этой возможности.

— Это кто, например?

— Тот же Тилль. Хоть он и немец, но Россию искренне любит. Томас Андерс, которого можно понять, он нигде так популярен не был, как в России. И вот это просто на вскидку два имени, которые знаю, точно поедут и поедут с удовольствием.

— Но у нас помимо простых концертов, в привычном формате, и городских мероприятий стало гораздо меньше. Тут, наверное, пандемия больше?

— То есть мы про опен-эйры сейчас, да? Да. Жалко, что «Прима» перестала делать свой «Зеленый». На мой взгляд, они очень круто придумали и реализовали это. Жаль, что бросили. А фестивали, как показали «Монстры рока», без финансовых влияний делать, только за свой счет, — так себе история. Теперь нет в России уже и феста «Нашествие», и других, которые когда-то проводились в основном на голом энтузиазме оргов. Фестивали не могут самоокупаться без спонсорских вложений. А сейчас такое время, что все большие спонсоры перестали поддерживать гастроли.

— Александр Владимирович, стало скучно. К нам ездит эстрада — Агутин и Варум, Стас Михайлов, Лепс и Шаман. Всё.

— Билан, Лазарев делает хорошее шоу, Баста, безусловно. Какой-то человечностью располагает к себе, искренностью. Вот если мы их посчитаем всех, они войдут у нас в пальцы рук, если это разделить на год, на 12 месяцев, ну вот это та частота, которую мы имеем. Всё остальное, это тоже гастроли какие-то, но это другой формат, кому-то интересен, кому-то нет.

— А вот мне интересно, как можно сейчас предугадать, просчитать возможный спрос, кроме твоей чуйки, — спрашивает фотограф Мария Ленц.

— Маша, это что раньше, что сейчас, это одинаково. Если ты в обойме, ты понимаешь, что в тренде, что слушают люди, к чему склонны, чего мало. Сейчас у нас большой дефицит рока в стране, прям большой дефицит. Ну вот взять «Пикник». Понимаешь, я поставлю тот же БКЗ, да я его соберу, потому что это же «Пикник», конечно, который определенные люди слушали. Я их даже знаю, представляю их образы, я даже понимал их социальную лестницу, где они находятся. Сейчас всё изменилось, «Пикник» стал собирать большие арены. Сейчас их публика настолько поменялась, что не предугадать.

— А как обстоят дела с конкурентами?

— Конкуренты есть и были всегда. Я бы сказал, что их раньше не было, потому что ни один иностранный артист мимо «Музыкального города» не мог проехать. Сначала это было предложение мне, если оно меня не устраивало, его могли предложить кому-то. Сейчас мы все сравнялись. Дружить в бизнесе не люблю. Мне очень быстро удалось заработать такое имя только по той причине, что я всегда держал и держу свое слово. Если я «попал» на A-ha, и мне ничего не оставалось, я продал свою квартиру, мы с семьей жили в съемной, но я рассчитался. Если «Монстры рока»: сцена сложилась в Новосибирске, меня менеджеры вызвали туда и сказали: «Саша, мы всё понимаем, вернем тебе все предоплаты». Я сказал: «Нет, пока вы летаете на Дальний Восток, я найду конструктив». Это, с одной стороны, настырство моё, но с другой стороны — это умение держать слово. Пока они летели, это был еще День молодежи, и сценические конструкции во всех городах, даже мелких, таких как Абакан и прочие, они были заняты. Я из Урала их вез, но я это сделал. Трое суток не спал, мы собрали эту сцену, и они выступили все-таки в Красноярске. Именно такие поступки, они, наверное, и делают твое имя, когда тебе уже не надо ничего доказывать и когда партнеры понимают, что с Рыжовым надежно. Поэтому я уже давно не занимаюсь тем, чтобы звонить, представляться, уговаривать. Сейчас успеваешь только звонки партнеров обрабатывать, и тебе хватает.

— Всё-таки классно было в 2009–2010 годах. Были настоящие промоакции, когда ездили байкеры с флагами, это было очень круто.

— Это Ксения Пещик, спасибо ей огромное, это были такие нетипичные подходы к продвижению. И именно в те, спасибо, что ты вспомнила эти года, у нас учились, мне звонили партнеры из Уфы, Екатеринбурга, типа: «Как?» Мы продавали первые тех же «Скорпов», например. У нас первый аншлаг, звонят, я говорю: «Вот Ксения». Она консультировала, рассказывала. Конечно, это было интересно, когда на Мира, я помню, она устроила акцию, причем это был не жаркий день, там было какое-то, по-моему, даже межсезонье: молодые люди раздетые, в купальниках на Мира, сообщали, что скоро будет жарко. Ксения собирала кучу машин, выстраивала название группы, например. Да, было клево, мы горели. Приятно вспоминать это время. Она пришла, я помню, в 2008 году, это как раз дефолт, который произошел в Америке, и сложный такой год был, у нас уже было что-то законтрачено там, а Ксении еще нужно было учиться. Я не знаю, каким образом — или это моя какая-то природная чуйка на людей — но я решил потерпеть, подождать, дать ей возможность научиться. Я потом ни разу не пожалел, когда Ксения оперилась, мы продавали очень хорошо.

— Мы, кстати, затронули тему трендов. Аудитория молодеет, известность набирают певцы-блогеры. Удалось поработать с ними?

— Я попробовал с этими ребятами поработать, мне не понравилось, и я перестал это делать. Я сейчас даже имена-то всех не вспомню. Ягода-малинка… Вот видите. Не помню. Мне не понравилось, потому что в этом нет глубины, в этом нет какого-то таланта. Я понимаю и вижу, почему у них такое количество подписчиков, почему их слушают, и это всё такое временное, проходящее, мне даже зарабатывать на них как-то не совсем удобно. Например, я вырос на бобинах, вы на CD-дисках, но тем не менее мы на живой музыке росли, мы ее слушали, и поэтому еще такая тяга к живым концертам. Сейчас интернет сократил дистанции между артистом и зрителем. Он очень много раскрыл, и чуть-чуть другие тренды.

— Вам не кажется, что это немножко снобизм?

— Мой? Да, может быть. Может быть, у меня уже возраст сегодня, наверное, эту часть нужно оставить молодым, и пусть они занимаются этим, потому что каждый должен делать свою работу. Я — то, что умею, люблю, и, соответственно, кто-то должен делать это. Я попробовал, мне не понравилось. Я имею право себе в чем-то отказывать или выбирать.

— Есть такой мем — «верните мне мой 2007-й». Александр Владимирович, а ваш 2007-й — это что? Какая музыка? Раз уж мы немножечко ностальгируем.

— Ну тут смотря в каком контексте, в 2007-м я еще продолжал наслаждаться рок-направлением, это U2, я даже грезил, я даже видел, где бы я сделал концерт в Красноярске, как бы я его там сделал. А то, что слушал, наверняка я сейчас и не вспомню, но это точно была рок-тематика: это AC/DC, это Metallica, это U2. U2 я очень люблю. У меня была мечта сделать на плотине (на Красноярской ГЭС), построить большую сцену. Мне кажется, могло быть очень мощно. Это только мечты.

— Надо разговаривать с людьми, чтобы понимать, о чем они мечтают. Это как раз и делает наш мир лучше. Давайте про планы немного поговорим, кого мечтаете сейчас привезти?

— Я, конечно, и мечтаю, и надеюсь, и жду, что откроются наши границы, рейсы, и мы будем иметь возможность привозить тех артистов, которые в тренде во всём мире, а не только в России. Я продолжаю быть уверенным, что подобный обмен культурой очень обогащает людей, меняет людей в лучшую сторону. Кто именно? Для меня, наверное, не столько сейчас важно кто, но смотря какой это будет год и кто будет в тренде. Конечно, хотелось бы сохранить агентство в рабочей форме, если вернуться те времена, и мы могли бы опять заняться своим любимым делом. Если бы не верил, я бы уже закрыл «Музыкальный город», потому что сейчас мне в нем неинтересно, и вот эта надежда, она живет, Особенно в последние дни, она такая большая стала уже.

— Даже в такие непростые времена есть люди, которые могут взять и поехать в Южную Корею, в Казахстан на концерт например. Развивается такой музыкальный туризм.

— Очень много наших людей и в Казахстане, и в Дубае, на громких каких-то мероприятиях, если у человека есть возможность, это даже круто. Мне кажется, слетать, не в своем городе сходить, это и путешествие, здорово. Людям очень хочется на концерт любимого исполнителя, но все-таки очень много тех, кто не может себе позволить подобным туризмом насытить свои эмоции.

— Показательная история была на концерте Арбениной 23 февраля, когда она пела с девочкой Настей из Томска. Меня это так тронуло. Арбенина просила передать Томску привет и сказать, что обязательно к ним приедет, чтобы Насте не пришлось ехать на поезде всю ночь на концерт. Общественники, которые срывают концерты исполнителей, если честно, явление, которое напрягает.

— Да, конечно напрягает, и меня напрягает. На мой взгляд, это такое самоутверждение за счет этих же артистов, потому что мы же с вами открыто говорим и понимаем, кто на самом деле оказался по другую сторону баррикады, да их нет уже в России. Мы знаем, кто в Израиле, кто в Европе, но мы их сейчас не касаемся. Это их выбор, это их судьба, это их жизнь. Но те, кто живут здесь, артисты, за что их, собственно, запрещают? И почему эти общественники должны указывать нам, зрителям, кого нам смотреть или слушать. Позвольте, я буду сам выбирать, кого мне слушать. Это очень напрягает. Вы очень правильно сказали, что плохо, когда решает кто-то, идти мне на этот концерт или нет. И плохо, что те, кто запрещают, они не эксперты. То есть, если какая-то комиссия из экспертных людей культуры и искусства будет давать какие-то заключения, что творчество того или иного артиста может наносить вред молодой психике, — это одна история, к которой я прислушиваюсь, и не буду возить такого артиста. Но не таким образом, когда кто-то один или два человека принимают решение за тысячи людей. Диана Арбенина, если опять вернуться к ней, я ее называю современной Ахматовой, это потрясающая поэзия, я бы хотел этим людям порекомендовать купить книги. Почитайте, если вам не нравится песня, стихи. И мне жаль, что подобным общественникам удается запрещать мероприятия. Но приятно, что в нашем родном городе состоялся и концерт Лолиты, и концерт Дианы Арбениной. Спасибо нашим властям, кто принимает подобные решения, что они разбираются в вопросе, а не идут на поводу подобных общественников и дают людям возможность выплеснуть эмоции, а кому-то, наоборот, напитаться хорошими, правильными, положительными эмоциями.

— Концерт Лолиты, судя по соцсетям, выглядел как какая-то общая терапия, бальзам на душу.

— Шляпу снимаю перед ней, на самом деле. Очень умная артистка. Да, умеет хайповать, наверное. Да, возможно, ошиблась, не в ту дверь зашла. Но, конечно, она прекрасно мыслит, прекрасно понимает и обладает большой внутренней культурой. И мне очень импонировало, как она себя вела в этой ситуации. Многие города все-таки не провели ее концерты.

— Мы в Сибири единственными были, кто принял ее.

— Да, но ее реакция на это вызывает уважение. Молодец!

— Чего нам не хватает?

— Нам не хватает свежей музыки, рока, безусловно, а рок он очень разный. Нам не хватает качественного джаза, мировых оперных певцов, возможно. Нам не хватает современных диджеев, которые рулят электронной музыкой по всему миру. Когда многие рок-музыканты покинули страну и у нас появилась такая определенная яма, я почему-то был уверен, что сейчас как грибы полезут молодые музыканты, но этого не произошло, пока не могу понять почему, но одна из сибирских групп, «Три дня дождя», быстро стали популярными, это говорит о том, что эта музыка откликается, значит, она честная. И они собирают уже довольно-таки большие площадки.