Южноафриканский режиссер и сценарист фильмов «Район №9», «Элизиум: Рай не на Земле», номинант на премию «Оскар» Нил Бломкамп видит мир иначе, чем европейцы и американцы. Он так и не стал зависимым от Голливуда, хотя и начал снимать там кино. Зато сама Америка приняла героя с распахнутыми объятиями. Первый полнометражный фильм Нила Бломкампа стал сенсацией: сразу четыре номинации на «Оскар», в том числе и в категории «Лучший фильм»! Теперь он готов представить миру новую научно-фантастическую ленту. И, судя по всему, она произведет такое же неизгладимое впечатление, как первый фильм. Это будет картина о мрачном и сложном будущем Земли. Хеппи-энд никто не обещает, но удовольствие от просмотра гарантировано.
Этим летом нас ждет отличная компьютерная графика, приправленная реалистичными съемками на натуре, зрелищность, необычное видение будущего планеты и человеческой натуры, и, конечно же, потрясающая игра Мэтта Деймона и Джоди Фостер. Все это в фильме «Элизиум: Рай не на Земле», общероссийская премьера состоится 8 августа.
Итак… 2154 год. Из Земли выжаты все ресурсы, она разрушена и обветшала. И только одна каста избранных людей живет в достатке на прекрасной космической станции. Остальные же пожинают плоды дошедшего до своего логического завершения экономического расслоения общества и нещадной выкачки всех возможных ресурсов из Земли во имя обогащения. О том, какой будет жизнь через 150 лет и как сегодня снимаются блокбастеры в Голливуде, нам сегодня рассказывает необычный по всем меркам режиссер и сценарист Нил Бломкамп.
– «Элизиум» тематически как-то продолжает «Район №9»?
– На самом деле я не старался делать что-то, что бы было в точности похоже на «Район №9». «Элизиум» о богатых и бедных, о расслоении в обществе – эти темы, я думаю, того же порядка, что были и в том фильме, но здесь они рассматриваются немного по-другому. Здесь нет реальных рас и ксенофобии, как в «Районе №9».
– Так в этом фильме нет никакого сигнала для зрителя?
– Я думаю, что фильм – это способ несколько иначе взглянуть на жизнь на Земле в 2013 году. Это подобно снимку настоящего. Существует массовая бедность, богатые хотят всего и сразу, и нет выхода, и нет решения. Никто не знает, как решить проблемы, которые есть на Земле сегодня. Если нет приемлемого решения, и нет подсказок, вы просто говорите, что нужно взглянуть на происходящее в ином ракурсе.
– Как вы подошли к использованию экшена и жестокости в фильме?
– Фильмы, которые мне нравятся, будь то научная фантастика 80-х годов, боевики или фильмы из 70-х, или откуда-то еще, в основном, весьма жестокие. Например, это некоторые из моих любимых фильмов Пола Верховена, такие, как «Робокоп». Мне нравится ирония в «Робокопе». В этом фильме точно нет жестокости как какой-то идеи или жестокости как послания. Там нет ничего подобного. Здесь жестокость – это такой своеобразный «попкорн» для зрителей: взрывы, стрельба и всякое такое.
– Как вы думаете, почему в научно-фантастических фильмах будущее часто рисуют таким мрачным?
– Я не могу говорить за других. Но моя версия будущего мрачная. В моем варианте будущего нет хорошего. Так что я просто сделал фильм, который озвучивает мою версию того, куда мы движимая. Мне кажется, если другие люди делают фильмы, которые имеют аналогичное видение, то они рассуждают так же, как и я, но я не уверен в этом.
– Кажется, что многие боевики и научно-фантастические блокбастеры сейчас рассчитаны на франшизу, но это не касается «Элизиума»…
– Должен сказать одну вещь: я очень отстранен от Голливуда. Я просто работаю над своим материалом и действительно не знаю, что они там думают или делают. А в условиях, которые были для «Элизиума», это было действительно несложно, потому что спонсор верил в этот проект. Я дал ему понимание того, как я вижу фильм, и ему это пришлось по вкусу. Он передал это кинокомпании «Sony», и они действительно поверили в меня. Я был счастлив.
– В юности вы были повернуты на научной фантастике?
– Мне нравится думать, что я был этаким чокнутым. Некоторые мои друзья действительно считали, что я чокнутый. Но для всех это было странно. Когда я был моложе, занимался спортом. Я был кем-то вроде компьютерщика-спортсмена. Но то, что был увлечен научной фантастикой, было тайной. У меня была компания хороших друзей, которые знали об этом, но окружающие и понятия не имели. Они просто не знали. И было достаточно интересно, когда я недавно столкнулся с некоторыми из них, вспоминать об этом. Все эти вещи, вечеринки, которые я не посещал… Я им рассказал, что мне в то время было не до того, я делал свое сумасшедшее кино и всякое такое. Я был похож на тайного фанатика. И мне это нравится.
– Роль, которую играет Джоди Фостер, изначально не была написана для женщины, верно?
– Верно. Но однажды ночью я проснулся и подумал: «Если бы это была женщина, это было бы намного интереснее». Тогда я начал просматривать списки тех, кто мог бы сыграть эту роль. И, когда я подумал о Джоди, я понял, что она будет самым крутым человеком на эту роль. Я наделся, что для нее это тоже будет привлекательно. Поговорил с ней, и она заинтересовалась, сказала, что она с нами в одной лодке. Это было легко. Это было очень легко. И потом, в работе она оказалась одним из самым простых, профессиональных и спокойных людей. Джоди обладает потрясающим талантом и очень профессиональна. Она приходит на площадку в точно назначенное время, делает то, что вы ее просите сделать. С ней нет никаких проблем. Это очень здорово! Хотя на нашу первую встречу она опоздала. Очень сильно извинялась и сказала, что обычно никогда не опаздывает. Я подумал: «Посмотрим, что будет на съемочной площадке». И она действительно никогда не приходила позже, чем надо. Поэтому сейчас знаю, что она на самом деле очень пунктуальна, как и говорила.
– Вы сознательно привлекли к съемкам так много латиноамериканских актеров?
– Действие фильма происходит в будущем, на развалинах Северной Америки, поэтому я хотел показать ситуацию тотальной миграции американцев. Южноамериканцы бегут в Северную Америку, границ фактически нет. Когда я подбирал актеров для этого, мне приглянулись несколько мексиканцев и пара бразильцев. Это и Вагнер [Моура] – в «Элитном отряде» он был очень хорош, и это было действительно смешно. Это и Алиса [Брага], которая идеально подходила на роль. Я встретил с ними обоими, и они мне очень понравились, а еще мне нравится, как звучит португальский язык в бразильском варианте. Это очень своеобразное произношение, звучит по-настоящему здорово!
Я хотел, чтобы роли в фильме получили актеры из стран, для которых тема «Элизиума» близка. Так было и с Диего [Луна], он родом из Мексики, и с Шарлто – он из ЮАР. Они, выходцы из тех стран, где очень сильное финансовое расслоение общества. Разрыв между бедными и богатыми увеличивается во всем мире, и, знаете, дальше будет только хуже и хуже, эта проблема будет только усугубляться. Неважно, насколько сильно мы пытаемся изменить это, это лишь видимость, потому что такая ситуация, желание одних обладать всем, заложено в самой человеческой природе.
– Было трудно получить разрешение на съемки на свалке в Мехико?
– Не трудно. Это было что-то вроде «Можем ли мы снять фильм на мусорной свалке?» – «Да, вы можете». Тяжело было с канадскими профсоюзами, поскольку у нас в съемочной группе было 50 человек из Канады и еще куча американцев. Когда внезапно вмешались их профсоюзы, нам пришлось делать токсикологическую и бактериологическую экспертизы земли. Они не хотели, чтобы членам их союзов угрожала какая-то опасность. Когда они сделали тесты, были в ужасе. В итоге мы носили грязь из прилегающих окрестностей, не нарушая тем самым нужный нам вид местности. Мы сняли большую часть материала в Мехико, и получили фильм. Это все выполнимо.
– Вы так хотели снять фильм именно в этих местах, чтобы избежать «зеленого экрана»?
– Совершенно верно. Съемки «зеленого экрана» – это ужасно. Просто ужасно! Я пришел из мира визуальных эффектов, и для меня худшее, что может случиться – это снимать актера на фоне «зеленого экрана». Результат —отвратительный!
Ты хочешь, чтобы получилось максимально реалистично и стараешься создать для актера максимально приближенные к настоящим условия. В этом фильме много роботов. По старой версии парень говорит в теннисный мяч или с чем-то, что висит на конце удочки. Но намного лучше, когда у нас был специальный актер, который играл роботов, а уже потом вместо него был нарисован робот. Мы старались сделать все, чтобы все ощущали себя нормально, насколько это было возможно. Специально искали для съемок самые худшие части в Мехико, а привлекательные места обходили стороной.
– Вы подготовили много наглядных материалов по фильму, верно?
– Я проделал очень много подготовительной работы, сделал эскизы, макеты, чтобы мог показывать людям, к чему мы идем. Когда сделал это, появился весомый аргумент в пользу моей идеи. Я мог показать людям конкретные образы, и люди соглашались и шли за мной и моими идеями. Так было, например, со съемками на мусорной свалке. Мэтт Деймон – профессионал, но это была трудная работа. Когда ты едешь на эту свалку до рассвета, она пахнет ужасно! А когда солнце встает и начинает палить, все заполняется испарениями из канализации. Чтобы убедить Мэтта Деймона, что это все необходимо терпеть, чтобы он поверил мне, нужны были очень веские аргументы, нужно было показать ему, для чего мы все это делаем и какой результат получим.
– Сколько в фильме компьютерной графики?
– Не так много, как думают люди. С помощью компьютерной графики создано не более 900 объектов.
– Сколько недель съемки проходили в Мексике и Ванкувере?
– Примерно одинаково, 50 на 50, чуть более 90 съемочных дней.
– Что вас вдохновило на создание мира «Элизиума»?
– Все, что повлияло на образы, было в моем подсознании. Но при этом каждое решение было сознательным: я хотел, чтобы была космическая станция в пространстве и чтобы это происходило через 150 лет… И Земля обветшала: буквально каждый долларовый ресурс был извлечен и разделен так, что все стало походить на сегодняшние беднейшие части Африки. Таким образом я проектировал будущее Земли – проектировал Элизиум. И все это должно было быть столь реально, чтобы аудитория поверила в правдоподобность происходящего на экране. Получается, на самом деле, то, что меня вдохновило и повлияло на создание мира в «Элизиуме» – это действительность. Когда я строил станцию, я хотел, чтобы у нее была правдоподобная структура. Если в моем распоряжении нет данных о том, как будет выглядеть станция через 150 лет, значит, зритель будет довольствоваться моей фантазией. А если вы мне покажете что-то вроде плотины реки Янцзы или другого мегатехнического проекта, то в это я буду верить – и зритель получит достоверную картину.
Не знаю, об этом ли был ваш вопрос, но подсознательное влияние других режиссеров или художников, которое я, возможно, не осознаю, наверняка есть. Однако в первую очередь мир «Элизиума» был создан моим сознанием.