«Можно определить только по звуку, били ребенка или он сам»: красноярка рассказала о побоях в интернате «Подсолнух»

Одна из мам детей-инвалидов пожаловалась на работу красноярского психоневрологического интерната журналистам редакции NGS24.RU. По ее словам, мальчик недополучает нужное лечение, на теле ребенка стали появляться ушибы, царапины и укусы, персонал не успевает обращать внимание на детские драки, да и, по словам мамы, возможно, сам может поднять руку на детей. Недавно это учреждение перешло из Министерства соцполитики в Министерство образования. Корреспондент NGS24.RU Ирина Харитон выслушала женщину, инкогнито побывала в интернате и узнала, как власти планируют улучшить работу «Подсолнуха».

Если в вашей семье растет обычный здоровый ребенок, вам будет сложно понять тех, у кого сын или дочь имеют инвалидность. Особенно если она касается ментального спектра. Не всегда родители могут должным образом организовать уход за такими детьми. Но раньше у семей была возможность отправлять своих особенных малышей в красноярский психоневрологический интернат «Подсолнух» на реабилитацию на год. Сейчас — нет. Всё изменилось с начала 2024 года, когда учреждение по решению Правительства РФ передали под ведомство Министерства образования, забрав у Минсоцполитики. Это, по словам красноярки, обратившейся в нашу редакцию, не прошло бесследно и негативно отразилось на детях.

Женщина воспитывает сложного ребенка — у ее малыша диагностировано серьезное заболевание, вызывающее задержку в развитии и неспособность к обучению. Он не говорит. Мама заключила трехсторонний договор с соцзащитой, администрацией района и самим «Подсолнухом», чтобы временно разместить ребенка в учреждении. Мальчика взяли, и долгое время он успешно проходил там реабилитацию, получал весь необходимый уход, пока «Подсолнух» не передали Министерству образования. Как рассказала нам собеседница, после реформы в интернат прибыло много детей из Большемуртинского и Березовского районов. Маленькая группа, где ее ребенок привык комфортно находиться, стала большой, и дети с разными диагнозами оказались в ситуации сложной адаптации друг к другу.

Кто-то из детей агрессивный, кто-то пугливый, как итог — начались конфликты и драки. По словам мамы, сейчас ее ребенок находится в коллективе, где больше 30 человек. Несмотря на то что ее мальчик не понимает, что такое насилие, и никогда умышленно не причинял боль другим, сам всё время ходит в синяках. Когда женщина навещает сына, замечает постоянные гематомы, укусы, а недавно ему даже отбили ухо.

Забрать ребенка из учреждения из-за семейных обстоятельств она сразу не могла, но и оставлять ситуацию просто так не стала. Женщина начала разбираться, как ее ребенок получил такую травму. Но в интернате ее заверили, что он бьет сам себя.

— Вот мы по камерам посмотрели, он сам долбится головой об стену. Я на нее смотрю, говорю: «Ну в смысле?» — «Давайте мы вот вам сейчас покажем, вот он». Но даже если ты будешь головой биться об стену, ухо ты себе не отобьешь! Я знаю, когда ребенок бьется головой, он может сесть на пол, головой биться так может, подойти к стенке может и биться, я знаю, как ребенок может себя обидеть. Я говорю: «Так а что же вы снимаете?»

Наша собеседница пояснила: в моменты обострений заболевания ее сын действительно может причинять себе боль, но лишь чтобы отвлечься от более тяжелого ощущения. Чтобы такого не происходило, ему нужны специальные препараты. И тут у нее возникает вопрос: почему ее ребенку в такой тяжелый период никто не дал лекарство?

— Когда ему плохо, он себя раздирает. Ему больно, а так, видимо, ему легче становится. Я говорю: «Вы знаете, что у ребенка такой диагноз, что ему каждую весну и осень необходимо давать препараты» — и она такая: «А что же вы не принесли нам рецепт?» Я говорю: «Подождите, у него непосредственное заболевание по психиатрии, у вас есть свой психиатр, который следит за ним». Они мне дают направление к нейрохирургу. Вы снимаете, вы смотрите, что ребенок бьется, а то, что он не всегда так себя ведет, просто обострение пошло… Что вы снимаете, смотрите, это вообще нормально? И она: «А в прошлом году кто назначал?» Я говорю: «Ваш психиатр».

Женщину возмущает работа, а точнее, бездействие психиатра. Он должен оказывать помощь детям, корректировать при необходимости их лекарства, а также давать все препараты, которые прописаны в медицинской карточке ребенка. И, как заверяет женщина, медикаменты, которые не дал врач ее сыну, были указаны в документе. Такое отношение она называет халатностью и нежеланием четко выполнять свои обязанности.

Кроме того, она сомневается, что ухо ребенок отбил сам или же другие дети. По словам красноярки, она не исключает, что кто-то из персонала может иногда поднимать руку на детей. Но доказать этого она не может: ее сын не может говорить, а значит, и рассказать о том, кто его обижает. А камеры видеонаблюдения пишут только видео без звука. Понять, что происходит в слепых зонах, просто невозможно.

— Как можно было разыгрывать тендер на видеонаблюдение без озвучки? В таком специализированном заведении. Где ты поставил 3 камеры и 150 мест у тебя не видно, можно определить только по звуку, били моего ребенка или он сам бился и так далее. Просто был момент, когда на моем ребенке были эти [следы], ну видно, что взрослый человек, то ли душили, то ли вот так взяли (показывает, как рукой обхватывали горло), — возмущается мама воспитанника интерната.

Также вызывает вопросы у женщины и соблюдение санитарных норм.

— Они моются раз в неделю. В XXI веке мыть раз в неделю — это кощунство! Руки никогда не мыты. Кушать идут — они ни одному ребенку не помыли никогда руки. Зубы от слова совсем не чистятся. Мне сказали, что «мы насильно не можем заставить ребенка почистить». А без зубов мы его оставить можем. Мы же понимаем, что это гигиена. А что потом-то будет? Он может от боли в зубах плакать.

При этом, по ее словам, многие дети не могут самостоятельно ходить в туалет и носят подгузники, а значит, им нужна ванна гораздо чаще.

Личных вещей у детей тоже нет, в интернате всё общее. Но, как говорит женщина, лишь потому, что воспитанникам зачастую приходится самим себя обслуживать.

— Кто более-менее соображает, одевает другого ребеночка. Откуда он может знать, что это его вещь? Нянька и воспитатель на 34 человека, из 34 человек 80% в подгузниках ходят. Моют не так часто, как нужно было бы. Потому что штатная единица, так положено. И неважно, что в группе должно быть 12 человек, а по факту другое количество.

Объяснение всем этим нарушениям у отчаявшейся мамы одно — усталость сотрудников. Но оправдывать этим такое отношение к ее сыну она не готова.

— Честно, у них там у всех выгорание. Во-первых, там морально очень трудно находиться. У меня один [ребенок], и ты этого никогда не поймешь, пока с этим жить не начнешь. То есть это тяжело. Ты же только понимаешь это, когда с этим столкнулся, что подобное существует. И когда попадаешь, понимаешь, я-то своего заберу, а остальные дети как? Им-то кто будет помогать, у них ни мамы, ни папы. И понимаешь, что люди, которые там находятся, они просто уже атрофированы в сфере своей деятельности. Я захожу, мне вроде как жалко, но я понимаю, если мы будем каждого жалеть, то кто здесь будет работать? Но безразличие допускать тоже невозможно. Если у тебя есть выгорание, ну блин, возьми дополнительный отпуск, уйди без содержания, не знаю, восстанови свои какие-то эмоциональные силы. Но туда очень тяжело найти сотрудников, — говорит женщина.

Но вместе с этим мама отметила и плюсы. Ее радует, что вообще есть подобная услуга в городе, радует качество питания. Также она не имеет претензий к руководству интерната. Женщина считает, что директор делает всё возможное, но не всегда в силах переломить устоявшуюся систему.

— Она очень компетентная, четыре года находится на посту. Это очень тяжелый труд — всё собрать в кучу и поменять какие-то укоренившиеся устои. Детская площадка хотя бы — городок, который строился в 60–70-х годах, всё поразбито, деревянное, какие-то полуразобранные качели… Она всё это поменяла. То есть вы представляете, там уже все 100 лет работают, а здесь приходит какая-то новенькая и по-новому начинает себя вести. Это агрессия всего коллектива, кто-то увольняется, не увольняется… Я не скажу, что она плохой организатор, у нее бумаг — стопки, которые подпиши-запиши, здесь пришла охрана проверять, здесь что-то еще… Это непросто. Морально непросто, физически непросто, еще точку зрения отстоять кому-то. Она сейчас тоже где-то бессильна, она еще борется с тем переломом, она не может за всех отвечать. Я, конечно, понимаю, что она должна, обязана, она накажет кого-то, выговор сделает, оштрафует на три тысячи, и та заявление написала и ушла. А их там всего сколько останется?

По словам мамы воспитанника, зарплаты в «Подсолнухе» небольшие, а работа очень сложная, людей там стараются держать до последнего. Потому что новые сотрудники не спешат появиться.

Чтобы посмотреть на ситуацию в интернате со стороны родителя, мы решили прийти в заведение под видом клиента. Я представилась сестрой женщины, у которой якобы есть ребенок-инвалид, но она осталась без мужа и теперь не знает, как совмещать уход за непростым малышом и работу. Я коротко рассказала по телефону свою «проблему», и мне назначили встречу. Когда я прибыла на место, мне преграждали путь высокий забор и охранник. Мужчина просто так меня пропускать не стал, и мне пришлось звонить руководству, чтобы доказать, что меня действительно там ждут. Такая система безопасности радует.

После мне открыли, я вошла на территорию. На ней размещалось много корпусов и небольших построек, повсеместно можно было увидеть людей в белых халатах, которые что-то носили туда-сюда. Детская площадка там действительно была неплохая, на ней находилось несколько детей под присмотром взрослых. В остальном — тишина.

Далее я оказалась в нужном мне здании. Оно было очень старое, но с чистым ремонтом внутри. Прямо на входе сидел вахтер, он смотрел в два больших экрана, на каждом из которых было порядка 20 окошек, в которых отображалось, что происходит в той или иной комнате или коридоре учреждения. Мужчина предупредил меня, что руководство нужно подождать, и минут через 20 мне удалось поговорить с одной из сотрудниц учреждения. Наш разговор скрыто записывался на видео.

Сотруднице я пересказала свою «историю» и спросила, может ли моя «сестра» оставить своего ребенка у них на время, пока не решит свои проблемы. Но меня огорчил: свободных мест на данный момент не оказалось, и ждать нужно примерно до августа — когда 18-летние воспитанники, оставшиеся без семей, выпустятся и переедут во взрослый психоневрологический диспансер. Но даже тогда могут быть сложности с зачислением в интернат. Мне также рассказали про переход заведения под ведомство Министерства образования и что теперь к ним примкнули дети из Большемуртинского и Березовского районов. На данный момент в интернате находятся 373 ребенка. Но даже если кто-то уйдет раньше, я смогу оставить «племянника» только на три месяца, не на год, как раньше. Так как заведение теперь под Минобром, то и размещать оно будет лишь детей-инвалидов, оставшихся без родителей. Судьба семейных малышей пока неизвестна.

— Родители не готовы, не могут воспринимать эту информацию.

— А как тогда, получается, они сейчас возвращаться будут в семьи?

— По крайней мере, кому исполнится 18 лет — мы возвращаем в семьи, а те, которые у нас, ну определяем пока на три месяца. Вышли уже на краевой уровень с этой проблемой, потому что, действительно, родителям таких детей девать некуда, потому что у всех есть финансовые особые материальные положения, это ипотеки у людей. Пенсия идет на содержание ребенка, родитель как таковой сильно сам не может работать.

Но взамен мне предложили услугу полустационара, то есть оставлять малыша в интернате только в рабочие часы. Оформить ее проще, чем круглосуточное проживание в заведении, но также нужно отслеживать появление свободных мест.

Я стала расспрашивать про распорядок дня, меня заверили, что утром дети встают, им проводят все необходимые гигиенические процедуры, кормят, а потом часть детей отправляют в школу, часть занимается с приходящими учителями и педагогами из детсада, после — прогулки, игры, различные мероприятия. Следят за детьми воспитатели. Но их, как признаются в учреждении, не всегда хватает.

— Подскажите, пожалуйста, вы говорите, что там воспитатель есть. Получается, дети делятся? Вообще, большие группы, маленькие?

— В отделениях 50, вот здесь, по крайней мере, маленькие детки, у нас 50 детей. Ну у нас 4 воспитателя.

— То есть 4 воспитателя на 50 детей?

— Потому что мы еще набрать не можем. Нас, когда перевели с Министерства соцполитики в Министерство образования, там маленько критерии другие были. Там было 18 детей на одного воспитателя. Соответственно, у нас не было такого количества воспитателей. А сейчас, так как мы перешли в Министерство образования, там другое постановление Правительства Российской Федерации, соответственно, там уже количество воспитателей надо увеличивать за счет штатных единиц. Сейчас мы набираем воспитателей, по максимуму стараемся набрать, но, конечно, не каждый готов с такими детьми работать.

Видя мой интерес к интернату, сотрудница честно предупредила о драках среди детей.

— Раз уж завели эту тему, сразу предупреждаю, (неразборчиво), будут синяки.

— А как, воспитатели их разве не разнимают?

— Они разнимают, но тем не менее, пока она одних разнимает, другой может стукнуть.

— А как это, их много, получается?

— Отделение 50 человек, представляете?

— А, то есть они не отдельно, я думала, что они по восемь человек… (ранее мне говорили, что занятия проходят в малых группах по восемь человек).

— Нет, по соглашению мы не можем их разделить. Они находятся у нас в одном коридоре в одном отделении, а там уже по комнатам, по игровым уже разделяются дети. Ну бывают такие ситуации, что могут подраться.

Объяснила сотрудница эту ситуацию сложностью диагнозов у детей и периодическими обострениями. Но обещала оповещать родителей, если подобное происходит, присылать фото синяков, царапин, гематом и укусов, а также оказывать помощь. Также женщина утверждала, что детям обязательно скорректирует лечение психиатр, если происходят такие приступы.

Если про нерегулярное умывание мне ничего не сказали, ответив, что гигиенические процедуры проводят, то информация про общую одежду совпала. И поэтому просили на ребенка не покупать дорогих вещей. Мне объяснили, что дети могут сами забрать чужую одежду и надеть ее, если им так захотелось. И ребенку с особенностями не объяснить потом, что это не его вещь, если ему она очень понравилась. Иначе могут возникнуть с его стороны обиды или приступы агрессии. А также вещи могут попросту порвать.

В учреждении заверили, что от произошедших перемен они и сами не в восторге, потому что теперь «Подсолнух» стал единственным психоневрологическим интернатом не только в городе, но и во всём крае. Заведение переполнено, родители встали в большую очередь, чтобы определить сюда на время своих детей. Руководство очень надеется, что на краевом уровне им смогут помочь.

В целом после посещения интерната и общения с сотрудницей сложилось впечатление, что здесь действительно пытаются помочь особенным детям и их родителям. Со мной даже поделились контактами, чтобы можно было поддерживать связь и узнавать, появилось ли свободное место для «ребенка сестры». Вероятно, все те проблемы, которые перечислила мне родительница, действительно зависят от более масштабных действий, которые должны происходить на более высоком уровне. К примеру, расширение штатных единиц, увеличение заработных плат сотрудников, внутренняя работа с персоналом, взаимодействие с органами соцзащиты… Перечислять можно бесконечно. Пока мы имеем лишь большое помещение, где находится сразу много детей, которые имеют самые разные заболевания и пытаются ужиться друг с другом.

Недавно в регион приезжала уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Мария Львова-Белова. Она в том числе посетила и «Подсолнух», а после с губернатором Михаилом Котюковым обсудила возможность открытия второго такого заведения, но уже именно для размещения детей, у которых родители есть.

— Проявляя инициативу, Красноярский край подключается и к другим нашим программам: в этом году будем внедрять практику протокола сообщения диагноза и откроем центр дневного пребывания для детей с инвалидностью, — пишет в своем телеграм-канале детский омбудсмен.

Это должно разгрузить «Подсолнух». Открыть новый интернат должны уже к концу этого года. Мы отправили запрос в аппарат уполномоченного с вопросами о том, где конкретно будет работать новое заведение, какие средства выделят на открытие и планируется ли как-то еще снять нагрузку с «Подсолнуха». Нам обещали ответить в течение недели. После мы обязательно опубликуем комментарий.

Также мы обратились в кабинет уполномоченного по правам ребенка в Красноярском крае. Мы хотели выяснить, есть ли в крае иные меры поддержки для семей с детьми-инвалидами психоневрологического спектра. То есть можно ли, к примеру, нанять соцработника для присмотра за ребенком или определить его в другое учреждение. Как нам сообщили, подобную помощь предоставляет только «Подсолнух».

Пока у родителей, которые вынуждены оставлять своего ребенка в интернате, есть надежда только на новое учреждение. Его открытие могло бы снизить нагрузку с «Подсолнуха» и предоставить помощь семьям детей-инвалидов. Правда, неизвестно, как быстро сможет заработать новое учреждение и наберется ли штат всех необходимых специалистов к сроку.

Мы пообщались с детским психиатром Ольгой Батраниной. Она объяснила, что в условиях слишком больших коллективов некоторым детям с особенностями будет сложнее получать необходимую реабилитацию:

— Большой детский коллектив — это в большинстве случаев не то что бы здорово. Очень тяжело предоставлять мало-мальски индивидуальный подход. А он необходим, все дети разные, особенно если имеются отклонения. Компетентен ли педагогический стационар для работы с такими детьми? Реабилитация возможна, конечно. Но, повторюсь, каждый случай — отдельный, с разными переменными, много факторов, могут быть ограниченные результаты. У каждого человека реабилитационный потенциал свой.

Мама, которая рассказала нам о проблеме в интернате, просто хочет, чтобы ее ребенка не били. Она боится, что если сейчас, находясь в непростой жизненной ситуации, заберет мальчика, то быстро выгорит, как и персонал интерната. А значит, ребенок недополучит от нее любовь и заботу в будущем.

— Когда ты живешь с этими мыслями всегда, что ребенок — инвалид, и ты не можешь из четырех стен выйти, у тебя нет работы, у тебя нет ничего, ты просто сидишь, меняешь подгузники и, кроме стены и туалета, ничего не видишь. У тебя кухня, туалет, комната — и всё. Когда ребенка заберем, я буду максимально стараться, чтобы он пошел в школу. У меня будет возможность выйти, может, я подработку себе найду какую-нибудь. И если государство такую возможность дает [временно делегировать уход за ребенком-инвалидом], я не имею права просто отказываться, — считает мама ребенка с ментальным заболеванием.

Мы обратились в Министерство образования Красноярского края, которое курирует «Подсолнух», куда передали все жалобы родительницы. Нам дали следующий ответ:

«В учреждение планирует выехать начальник профильного отдела министерства. По всем обозначенным вами фактам будет проведена проверка».