«Говорили, что шансов нет»: как женщина с дырой в спине от выстрела выжила ради сына

В прошлом году эта история потрясла весь Красноярский край. В октябре в северном посёлке подросток случайно выстрелил из ружья в спину женщине. Дробь через огромное входное отверстие 9х6 см попала в живот и грудную клетку. Были повреждены плевра легких, печень, раздроблена правая почка, сломаны рёбра.

— У меня огромный стаж, но такого огнестрела я не видел никогда. В спине раненой была дыра как в фильмах ужасов, — вспоминал хирург краевой больницы Сергей Бородин. Но вопреки неблагоприятным прогнозам женщина сумела выжить.

Продолжая проект NGS24.RU о сильных людях «Как я это пережил», мы связались с девушкой, чтобы от неё самой услышать, каким был тот день, и узнать, как она себя чувствует сейчас.

С фотографии в соцсетях на нас смотрит молодая девушка с добрым взглядом. Она обнимает сына, смешно надувшего щеки. Тамаре Лукиной 23 года. Она с мужем и 4-летним сыном живёт в небольшом северном посёлке в Туруханском районе. Сотовая связь там берёт плохо, спасает стационарный телефон.

— Знаете, я всё помню, как ни странно. И о многом уже говорили в новостях, — начинает свой рассказ Тома. Юный голос в трубке звучит тепло и мягко.

— 7 октября поехали мы с мужем и его 15-летним племянником на охоту. У нас север, здесь с ружьём дети с малого детства ходят… Всё произошло, когда мы на лодке уже возвращались домой. Мальчик сидел позади. Мимо нас летела утка, и ребёнок выстрелил в неё. Он уже опускал ружьё, когда прогремел второй выстрел. В меня.

Звон в ушах и жжение в спине — это первое, что я почувствовала. Как таковой острой боли не было. Видимо, из-за шока. Но зато помню, что дышать было очень тяжело.

Я была в верхней одежде, меня уложили там же, в лодке, и боялись трогать. Ещё минут 10 мы плыли к берегу. Подплывая, муж начал кричать знакомым, что срочно нужен медик. Врача привезли быстро на машине к берегу. И уже вместе повезли нас в больницу посёлка Бор. Пока ждали вертолёт санавиации, наш врач начал останавливать кровотечение. Я всё это помню не по рассказам — я была в сознании до самой операции, до наркоза и всё понимала.

Поймала себя на мысли, что умирать не страшно, честно. (Улыбается.) Страшно было за сына, когда представила, что 4-летний мальчик останется без мамы. Сразу же после выстрела я думала, что вот-вот потеряю сознание и больше уже не проснусь.

Но время шло, а я всё чувствовала, видела, оставалась в сознании. Тогда, ещё в лодке, я решила, что мне, видимо, повезло! Раз я всё ещё здесь, то серьёзных травм у меня, наверное, и нет. Значит, я выжила. Мне кажется, эти мысли меня и спасли. Это потом уже мне сказали, что там было…

— Боль, наверное, была невыносимая?

— Из-за потери крови у меня был геморрагический шок. Поэтому я такой яркой боли не помню. Чувствовалась тупая, ноющая боль. Но не сильная. Знаете, кажется, даже зубная боль бывает сильнее. (Улыбается.) Такая защитная реакция организма.

Как рассказывали в краевой больнице, ещё в посёлке девушке удалили почку, часть печени, два ребра, ушили легкое, мышцы и гигантское наружное отверстие, перелили большой объем донорской крови, вывели из шока. После этого Тамару Лукину погрузили в вертолет и повезли в Красноярск.

Больница

— Несколько раз я просыпалась, ещё когда везли в вертолёте: я слышала гул и понимала, что меня везут в Красноярск. Проснулась в реанимации уже на следующий день. Вокруг разные датчики, на лице маска, в носу что-то, руки привязаны. Сразу поняла, что в больнице, что я очнулась, что уже всё хорошо. Меня спрашивали, помню ли я, кто я, что со мной случилось. Я в ответ мотала головой. Отвечать в голос не могла — в горле ещё стояла трубка. Питание поступало через кровь.

Трубку сняли через день, и я начала потихоньку разговаривать. Говорить было сложно — и хрипела, и делать каждый вдох было тяжело. Вскоре ко мне приехал муж. Помню, первое, что у него спросила: про почку. Правда ли, что удалили? На тот момент я ещё не знала, какие операции мне провели. Реанимацию помню смутно — очень много спала.

В больнице, несмотря на все обезболивающие, боль чувствовалась острее. В реанимации я провела всего три дня, потом меня перевели в общую палату. Там я ещё сутки проспала. На следующий день уже сказали, что надо вставать, потихонечку ходить. И я ходила. Уже через неделю я стала чувствовать себя хорошо. В целом в больнице я провела ровно 2 недели. И ещё какое-то время мы оставались в Красноярске, пока не сняли швы. Муж был рядом, родные — всегда на связи. С сыном мы общались по скайпу: он в это время был дома с бабушкой.

— Такое быстрое восстановление врачи и сейчас называют чудом.

— Да. После выписки я приезжала в посёлок Бор к хирургу, который останавливал кровотечение, и мне тогда Юрий Юрич Сладков честно сказал: «Я тебе шансов не давал». Думал, что меня не спасёт. Говорил, что в моём состоянии даже здоровый мужчина потерял бы сознание раз пять. Он был поражён. Хороших прогнозов тогда правда не давал никто.

Да мне и самой, честно говоря, не верится. (Улыбается.) Что это — чудо? Мой ангел хранитель или желание жить…

Возвращение домой

Первое время дома было тяжело даже с кровати вставать и двигаться вообще. Спасибо близким. Пока мы в городе были, мне муж помогал — везде за руку со мной, в машине держал, чтобы меня нигде не качнуло. По дому — мама очень много помогала. Ничего тяжёлого мне в руки не давали и до сих пор не дают.

Даже сынок старался. (Улыбается.) Придерживал, помогал вставать, руку мне подавал. Мы ему тогда сказали, что у мамы животик болит и что на маме не нужно прыгать, ей нужно помогать. Он всё сразу понял.

Два месяца потребовалось мне, чтобы полностью восстановиться. Сил становилось больше с каждым днём. Сейчас уже всё могу делать сама. В конце декабря вышла на работу. Работа у меня сейчас лёгкая. Из группы я перевелась — раньше нянечкой работала в садике, сейчас в прачке. Работаю пока несколько часов в день.

В декабре приезжала в Бор на обследование. Анализы показали, что всё хорошо. Никаких препаратов мне не прописали. Единственное, что несколько частиц от дроби до сих пор во мне остались. И меня сразу предупредили: как эта дробь дальше себя поведёт — неизвестно, и, возможно, понадобятся ещё операции. Но пока ничего. Нужно только периодически проходить обследования — минимум раз в три месяца.

— А как же история с ружьём? Какое-то расследование проводилось?

— Ружьё же изъяли сразу же. Проводили экспертизы. Сейчас мы ждём процессуальное решение. Мне отвечали, что будет только штраф отцу мальчика за нелегальное ружьё. Вы знаете, я всегда говорила, что это несчастный случай. И я никогда никого в этом не винила. Самое главное, что всё обошлось.

— Вас, наверное, в посёлке после стольких новостей и репортажей все узнают?

— Да и раньше меня знали. (Улыбается.) Вообще, когда только-только об этом случае рассказали, столько сообщений мне присылали люди в соцсетях — и знакомые, и незнакомые — все желали здоровья, скорейшего выздоровления. Были, конечно, и негативные сообщения. Писали, зачем я на охоту поехала, мол, не женское это дело.

— В следующий раз поедете?

— Нет. (Улыбается.) Ни охоты, ни рыбалки точно больше в моей жизни не будет.